Шрифт:
– Я только намекнул компьютерным мудрецам в подвале, - пояснил Дрейфус, что это как-то связано с теми письмами, что поступают в советское посольство.
Камачо кивнул. Вся почта, адресованная в советское посольство, тщательно проверялась, с интересных писем делались копии. Всего таких писем, выглядевших подозрительными, было сорок шесть.
– И представьте себе, сработало. Вот эта штучка.
– Дрейфус вынул из папки другую фотокопию. В письме осуждалась поддержка Советским Союзом афганского марионеточного режима.
– И какое же кодовое слово?
– "Лютеинизация".
– Это еще что такое?
– Какой-то медицинский термин.
– Это поможет расшифровать другие письма?
– Вот эти четыре.
– Дрейфус выложил перед начальником еще четыре фотокопии.
На каждой карандашом были написаны кодовое слово, текст сообщения и инициалы программиста.
– Здорово, правда?
– спросил Камачо.
– Очень красиво сделано.
Дрейфус опустился в кресло напротив него. Он был высокий, худой и постоянно курил трубку, которую сейчас достал из кармана и неторопливо набивал.
– Тем не менее нам недостает еще массы кодовых слов.
Камачо рассматривал сотрудника, который глубоко затянулся и выпустил облако дыма.
– Значит, мы теперь знаем, как строится код?
– опросил он.
– Ну да. На матрице.
– И что?
– Будь у нас пара недель, мы могли бы построить матрицы для каждого слова в словаре и сравнить их с каждым письмом. При наличии достаточного машинного времени можно было бы прочесть все до единого.
– И тогда мы узнаем, что украдено.
– Камачо взглянул в окно. За стеклом ничего интересного. Холодный, ветреный день.
– Две недели? Господи, это же прорва машинного времени. За две недели на "Крее" можно создать единую теорию поля.
– Ну, судя по использованному им слову "лютеинизация", можно считать, что по крайней мере часть ключевых слов - отглагольные существительные от форм совершенного вида и т. п. Возможно - даже вероятно, уж очень ловок этот парень, - что некоторые из таких слов - имена собственные. Английских слов, которые могут служить кодовыми, миллионы, и компьютер должен построить матрицу для каждого из них и приложить эту матрицу к каждому из подозрительных писем.
Ну так что - прогнать программу пару миллионов раз, а потом умножить на шестьдесят! Это при условии, что он пользовался только существующими словами или названиями. Но если он брал произвольные сочетания букв, скажем, по двенадцать букв...
– Дрейфус пожал плечами.
Камачо написал в блокноте: 26 1012.
– Я подсчитал, - пояснил он.
– Да знаю, знаю. Даже расшифровав все письма, мы еще не поймаем "Минотавра". Но хотя бы почуем след. Зная, какие файлы он выдавал, мы можем пойти в Пентагон и проверить, кто получал доступ к этим файлам. Тот, кого мы ищем, видел все.
– Возможно. Но не очень вероятно. Скорее всего, он получил пароли, подсмотрев без разрешения основные файлы безопасности. Но коды и номера документов...
– Камачо вздохнул.
– Могу спорить на что угодно, он сам не видел те файлы, которые продал. Могу поклясться, ни один человек не имеет допуска сразу ко всем файлам.
– Стоит попробовать.
– Ладно. Но никто не даст нам целый "Крей" на две недели. Группа проверки отпечатков пальцев станет на дыбы. Так что давайте начнем с того, что нам по силам. Проверьте журналы доступа к тем пяти файлам, которые мы знаем, и кто ими пользовался. Никому не говорите, что вы ищете. Нельзя вспугнуть птичку. Хорошо, - согласился Дрейфус.
– Пока мы этим занимаемся, почему бы не взять за задницу Терри Франклина и не потрясти хорошенько эту сволочь?
– Еще рано.
У Дрейфуса погасла трубка. Он пососал ее, потом достал зажигалку. Выдохнув дым, он произнес:
– По-моему, мы совершаем большую ошибку, не ведя наблюдение за Франклином.
– Ну, расколется этот гад, и что дальше? Что, Франклин - единственный крот, посаженный Иваном? Вы уверены?
Дрейфус собрал документы.
– Пусть кто-нибудь занимается дешифровкой на "Крее", когда тот свободен.
Официально нам его никто не даст на две недели, но пару часов в день можно выкроить.
– Конечно, Луис.
– Хорошо сработали, Дрейфус.
После ухода Дрейфуса Камачо долго смотрел на дверь. Он дал промашку, солгав сотруднику. Единственная возможность сохранить безопасность, живя двумя совершенно разными жизнями, - это никогда не лгать. Ни в коем случае. Часто приходится говорить не всю правду, но это не ложь. Ложь - это западня, это мина, которая в любое время может взорваться и поразить насмерть. А солгал он не в мелочи. Теперь он невидящим взглядом скользил по предметам на своем столе, размышляя над размерами лжи ч ее возможными последствиями. Глупо! Дурацкая, идиотская ложь.