Шрифт:
– Конечно... Все ведь знают, что такое гестапо. Только я бы им не дался. У меня под ремнем всегда "лимонка" да еще в чугунном чехле... Граната-неразлучница.
– И сейчас с собой?
– И сейчас.
– Покажи.
Седой достал из-за широкого ремня гранату. Маршал взял "лимонку", подержал ее на весу.
– Неразлучница... Хм... А если есть еще шанс?..
– Нельзя рисковать. Там про шанс не думаешь. Мысль одна - как бы не попасть в их руки.
– Ты прав, капитан... Такая у тебя работа. Ну прощай. Еще раз желаю удачи... и возвращения.
– Спасибо, товарищ маршал... Постараюсь выполнить задание. Ну... и вернуться.
Седой вытянулся, отдал честь и, мягко ступая по коврам, вышел из комнаты.
* * *
Не успел Седой сойти с крыльца дома, в котором остановился командующий, как попал в мощные объятия крупного усатого человека.
– Ваня!
– вскрикнул Долгинцов и обнял старого друга.
– А я вот, видишь, поджидал тебя, - хитро подморгнул капитану грузный человек с полковничьими погонами.
– Думаю, улетит ведь фокусник, и не увидимся.
Они подружились в начале войны. Иван Авксентьевич Шашырев был командиром дивизионной разведки, куда Седого направили для прохождения службы.
Фронтовая дружба возникает внезапно и надолго. Зачастую цементом этой дружбы является совместно пролитая кровь. Случилось так, что они дрались в одном окопе, когда дивизия попала в окружение. Потом война разбросала их по разным фронтам. И вот встреча. Шашырев носил уже чин полковника и занимал соответствующую должность, но в обращении остался прост и трогательно наивен, потащил Седого в свою комнату, достал коньяк, консервы.
– Как я рад, что ты жив, Андрюша...
– бубнил он, разливая коньяк. Много слышал о тебе и все думал: до коих пор он будет ходить по лезвию ножа?
– До сих, - улыбнулся Седой, - до конца войны, Ваня.
– Ну и бросает тебя. Два дня назад еще ведь в Польше был.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю, брат. Знаю и то, что за тобой самолет посылали в тыл к немцам. Такой ты у нас достославный, Андрюша.
В тот же день, под вечер, Седой попросил подобрать ему разведчика в группу - для полного комплекта не хватало одного человека.
Утром Шашырев сам пришел к разведчикам в "Логово".
– Едва нашел твое убежище, - недовольно проворчал Шашырев, здороваясь с Седым.
– А ты хотел, чтобы его знал каждый ездовой, Ваня? Абвер не дремлет... Уверен - и здесь у него своя пара глаз.
– Выходит, наши контрразведчики зря хлеб едят?
– Выходит... Группы-то не вернулись. И на связь не вышли.
– Да, конечно...
– Ну что, Иван... кого отдашь из своих золотых запасов?
Шашырев усмехнулся и, глядя куда-то в сторону, неуверенно сказал:
– Есть тут у меня один парень. Из бывших лейтенантов. Профессионал... Может все... Только вот с характером у него, да и с дисциплиной нелады. Не то чтобы псих, но и... одним словом, сгоревший человек. Немца живого видеть не может. А так, если характер отбросить, самый твой человек. Узнает, куда идете, умолять будет взять с собой.
– А этого пока никто не знает, и ты тоже, Иван Авксентьич.
– Конечно, конечно... Но ты все же его посмотри. Из твоих ребят его никто не возьмет. Пулеметчик - поискать надо. Знает немецкий...
– Зовут как?
– Щеколда. А проще - Саша Чиликин...
– Ну что ж, идем смотреть Щеколду. Кстати, за что такая кличка?
– А он и есть щеколда. Если руками что схватит - все. Считай, намертво.
Чиликина они отыскали на краю села. Он сидя бросал ножи в дерево, три из них уже торчали в стволе одинокой сосны.
Щеколда лениво и, как показалось Седому, неохотно поднялся с пня, на котором сидел.
Это был медлительный широкоплечий крепыш с мощным торсом и огромными, сильными руками.
Седой понял всю справедливость клички.
– Сержант Чиликин, - доложил Щеколда.
– Тренируетесь?
– дружески спросил Седой.
– Не-е... балуюсь...
– Можно и мне побаловаться?
– Ну-у... попробуйте...
И он протянул капитану длинный нож.
– Бью в середину между вашими двумя финками.
Седой метнул нож. Щеколда удивленно присвистнул. Нож точно вошел между двумя лезвиями.
– Разведка, - сразу догадался сержант.
– Будем знакомы, - ответил Седой, - капитан Долгинцов, командир особой группы штаба фронта. Есть предложение.