– А когда тебя выпустят, ничего не говорили?

– Говорят, скоро.

– Да, еще бы, они всегда спешат отделаться...

– Точно, Конд, спешат. Я слышал, что выпустят завтра.

– Завтра? Да я им... Я... Я пойду к этому главному мяснику, и покажу ему! Они запомнят Конда на всю жизнь!

Я не выдержал и расхохотался:

– Брось, Конд, я здоров, и мы полетим вместе.

Он вытаращил глаза:

– Правда?

– Правда.

– Чего же ты дурака валяешь? Знаешь, что тебе за это следует?

Он схватил меня за плечо.

– Знаю, - ответил я, изо всех сил сжав ему руку.

– Тогда держись!

– Держись сам!

Я вскочил с койки, и мы схватились в шутливой борьбе. Каким-то нечеловеческим усилием мне удалось приподнять Конда над головой и бросить на постель. Отдышавшись, он удивленно посмотрел на меня.

– Силен... однако... Это что? Синзан что ли действует?

– Действует, Конд. Действует!
– радостно воскликнул я и сел с ним рядом. Мы оба засмеялись.

В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошел недовольный врач.

– Это что такое? Что здесь происходит? Мазор Конд, вы почему сидите на постели? Немедленно встаньте и уходите отсюда, вы ведете себя неподобающе...

Конд виновато поднялся и погрозил мне.

– Извините, мазор, забылся, спасибо вам... Гоните его отсюда скорее. Он же здоров!

Махнув на прощанье рукой, Конд вышел.

15

Сегодня я перелистал свои записки. Перед глазами снова прошли картины пережитого. Вспомнились не отмеченные здесь детали, а некоторые события воссоздались так отчетливо, что казалось, они случились только вчера. Хорошие это были дни! Прочитав до конца, я машинально продолжил свои воспоминания, и, незаметно для самого себя, прошел сквозь весь период подготовки к экспедиции. Я вновь видел, как мы с Кондом с придирчивостью, бесившей инженеров фирмы и чиновников Государственной комиссии, принимали планетарный корабль "Эльприс", как мы подолгу копались в каждом узле, в каждом агрегате корабля, пока не убеждались в абсолютной надежности механизмов. Я мысленно провел все испытательные и тренировочные полеты в атмосфере Церекса, заново пережил неприятности, доставленные Мланом, после которых решил никогда больше не полагаться на другого и проверять все самому. И так день за днем, день за днем. Шагая в своих воспоминаниях от одного события к другому, я постепенно добрался до момента отлета на Арбинаду и тут спохватился. Ведь я же собирался писать все по порядку, а возвращаться еще раз к только что пережитым мысленно дням мне уже не хотелось. Тогда я пододвинул к себе листы и записал эти строчки, решив продолжать свои воспоминания дальше, не возвращаясь к упомянутым событиям. В конце концов, мои воспоминания всегда будут со мною, а эти записки ни для кого не предназначаются...

Предотлетные дни сложились для меня как-то нескладно. Мне не удалось еще раз увидеть ни отца, ни Юрингу. Я находился на Лизаре, куда отпилотировал "Эльприс", и по заданию Кора курировал установку его на орбитальный корабль. Дело это не такое уж сложное; обслуживающий персонал станции отлично обошелся бы и без моих советов, следуя только инструкции, но Кор предпочитал полагаться во всем на ответственное лицо. В общем, на Церекс я больше не попал и улетел с тяжелым чувством, не простившись как следует ни с родными, ни с планетой. Кроме того, была еще одна мелочь, которая омрачала настроение.

В наше время редко кто принимает всерьез ту мистическую чепуху, которую пытаются вдалбливать в школе, но почти у каждого есть свои "особые приметы". Я, например, перед ответственным полетом всегда дарил "на счастье" какому-нибудь мальчишке монету в пять ти. Всегда, но не в этот раз. Заготовленная монета лежала у меня в кармане, а все мальчишки остались далеко на Церексе. Настроение, в общем, было неважное, и, сколько я ни пытался убедить себя в том, что все это в сущности чепуха, где-то в глубине души притаилась тревога.

Мы готовились к посадке на корабль. До отлета оставались считанные минуты, и пора было надевать скафандры. Отлетели мы буднично. Все выглядело так, словно очередной корабль отправился в обыкновенный рейс. Только работники внешней станции проявляли к нам повышенное внимание, предупреждая все наши желания. Это еще больше угнетало - так относятся к людям, идущим на смерть.

Я сел на скамью, пристегнулся и стал натягивать скафандр. Ноги путались в складках защитной ткани и не попадали туда, куда следует. Слишком слабое тяготение Лизара затрудняло подгонку снаряжения, нужно было рассчитывать свои силы, чтобы неосторожным движением не оттолкнуть далеко от себя нужную вещь.

– Давай тебе помогу, - сказал Арт, инженер станции.

– Помоги, а то никак... Вот держи баллоны, я сейчас в рукава влезу. Так... хорошо...

Подошел Конд. Он был уже полностью одет, не хватало только шлема на голове.

– Все еще возишься?

– Все еще... Что там мешает, не видишь?

– Мешает? Да ты отстегнись, так тебе не надеть. Дай-ка я...

Конд отстегнул пряжку, которой я закрепился на скамейке, и пошел за шлемами. Арт помог мне натянуть скафандр на плечи.

– Провожать нас не пойдешь?
– спросил я.

– Нет. Мне сейчас на дежурство, стартовать вас буду.

– Разве сегодня ты?

– Я.

– Вот проклятье... Посмотрите, что там у меня на спине давит?

– Ничего, просто складка, сейчас расправлю.

Он запустил руку мне за шиворот и несколько раз провел по спине.

– Теперь хорошо?

– Хорошо, давай баллоны.

– Держи...

Я укоротил лямки и закрепил их на груди.

– Кажется, все...

– Да, все... На Церекс ничего не хочешь передать? Я скоро туда лечу, мой срок кончается.