Я сделал еще три шага, миновав его, резко повернулся и дернул за полы плаща. Он попытался вытащить руку из кармана. Не давая ему выпутаться ему из плаща, я выхватил свой пистолет и приставил парню к уху.

– Фортуна - женщина, - сказал я ему.
– И она тебе изменила.

Глава 10

– Вытащи правую руку на один дюйм, - приказал я.

Он подчинился. Оружия не было видно.

– О'кей. А теперь руки за голову, пальцы - в замок.

Я обшарил его плащ левой рукой, обойдя вокруг, и достал из правого кармана пистолет. Итак, кольт номер четыре. Сунул его в левый карман пиджака, который тотчас же оттянулся, нарушив эстетику моего костюма. Быстро похлопал по другим местам, где могло прятаться оружие, но больше ничего не нашел.

– Хорошо. Теперь сунь обе руки в карманы.

Он снова послушно выполнил приказ.

– Как тебя зовут?

– Пошел ты в задницу!
– огрызнулся он.

– Отлично, мистер Задница, - сказал я, не обращая внимания на нелюбезное обращение.
– Сейчас мы пойдем по коридору к твоему приятелю. Если тебя укусит комар, не советую дергаться. Если тебе вздумается икнуть, чихнуть или кашлянуть или у тебя вдруг зачешется глаз, обещаю, что продырявлю твою башку без предупреждения.

Я взял его левой рукой за воротник, правой продолжая прижимать пистолет к правому уху, и такой живописной группой мы двинулись по коридору. На запасной лестнице за лифтом никого не было. "Бакенбарды" очухались и смылись. Видно, мало я ему отвесил. Оружия у него уже не было, и вряд ли стоило опасаться, что он предпримет вторую попытку напасть на меня. Ведь он знает, что я расправился с двумя его вооруженными единомышленниками.

– Задница, голубчик, - обратился я к своему "подопечному".
– Мне кажется, тебя бросили. Но я помогу тебе. Сейчас мы пойдем в мою комнату и поболтаем.

– Перестань называть меня Задницей, паршивый ублюдок.
– Английское произношение у парня было безупречным, но чувствовалось, что это не родной его язык.

Я вынул из кармана ключ и протянул спутнику. Пистолет все еще у его виска.

– Открой дверь, мистер Мешок Дерьма, и заходи.

Сделано. Взрыва бомбы не последовало. Я вошел вслед за ним и пинком ноги закрыл дверь.

– Садись сюда, - указал я ему на кресло у окна.

Сел. Я положил пистолет на место в кобуру. Оба кольта водрузил на полку в шкафу, вынул из кармана парик и фальшивые усы, снял синий блейзер и повесил на вешалку.

– Как тебя зовут?
– повторил я свой вопрос.

Он уставился на меня в полном молчании.

– Ты англичанин?

Гробовая тишина.

– Знаешь ли ты, что я получу за тебя, за живого или мертвого, две с половиной тысячи долларов? Но с мертвым проще, чем с живым.

Он закинул ногу на ногу и сцепил пальцы под коленкой. Я подошел к бюро и вынул пару кожаных перчаток. Начал медленно натягивать их, так, как это делал Джек Пэлэнс в одном из фильмов, который я смотрел, то есть расправляя каждый палец, потому что перчатки были очень узкими.

– Как твое имя?
– еще раз прозвучал мой вопрос.

Он набрал слюны и с презрением плюнул в мою сторону.

Я приблизился к парню на два шага, сгреб его за подбородок и приподнял над креслом. В этот момент он выхватил из носка спрятанный там нож и сделал выпад, целясь мне в горло. Я успел отскочить назад, и только кончик лезвия царапнул меня по подбородку. Правой рукой я перехватил его запястье и, круто развернув, заломил ему руку за спину, лишив возможности распрямить локоть. Нож упал на ковер. Парень издал хриплый, чуть сдавленный крик.

Ногой я отбил нож в противоположный угол, после чего отпустил его руку. Она повисла, как плеть. Я отошел к бюро и стал рассматривать свое лицо в зеркало. Крови выступило довольно много, и она уже успела запачкать рубашку. Вытащив из ящика чистый платок, я промокнул подбородок и увидел, что рана незначительна, чуть больше пореза от обычного лезвия, ну, может, в дюйм длиной. Я сложил платок в несколько раз и прижал его к ранке.

– Плохо обыскал, - сказал я парню.
– Не радуйся, мистер Дерьмо Собачье, это моя промашка.

Он сидел в кресле не двигаясь, лицо напряжено и бледно от боли.

– Когда ты мне скажешь то, что я хочу узнать, я позову врача. Итак, как тебя зовут?

– Чтоб ты сдох, скотина.

– Я ведь могу и с другой рукой сделать то же самое.

Никакого ответа.

– Или еще раз тряхнуть твою правую руку?

– Я ничего не собираюсь говорить тебе, - медленно произнес он голосом, напряженным и бесцветным, как бы боясь всколыхнуть нарастающую боль.
– И не имеет никакого значения, что еще ты собираешься сделать. Никакая паскудная американская ищейка не заставит меня сказать то, чего я не хочу сказать.