Я повесил трубку в самых паршивых чувствах, которые когда-либо испытывал. Разговор по телефону за пять тысяч миль напоминал муки Тантала. Лучше было и не начинать. Как мне кажется, телефонные компании нас обманывают. Уверяют, что большие расстояния - пустяк для тех, кто сейчас не вместе. Эти люди звонят друг другу и чувствуют себя прекрасно. А я - нет. Я испытывал чувство полной опустошенности.

Я попросил принести в номер пиво и сэндвичи. Сев на стул у окна с видом на вентиляционную шахту, принялся читать "Возрождение через принуждение", ел сэндвичи, запивал их пивом. Все это продолжалось в течение четырех часов. Потом я лег в кровать и уснул.

Наутро Хоук не объявился. Катарина целый день не выходила из дома, может, примеряла белье, опрыскивала себя дезодорантами или занималась еще чем-нибудь. А я снова торчал под дождем, нарядившись в плащ и ирландскую шляпу, и слушал, как хлюпают мои ботинки. Ни один террорист даже носа не высунул. Ни одна душа, которую можно было бы заподозрить в сокрытии даже перочинного ножа, не вошла и не покинула здания. Дождь лил сильный и нескончаемый. Никто не хотел покидать своего убежища. Улица, где жила Катарина, была тихая, и в ее дом вообще никто не заходил. С того места, где я стоял, мне были видны кнопки звонков у входа. К ней никто не звонил. Чтобы убить время, я высчитывал, когда же приедет Хоук. Ожидать его сегодня вряд ли стоит. Он должен прилететь завтра. Я без конца прибавлял и отнимал шесть часов разницы во времени, пока у меня не заболела голова, после чего стал думать о других вещах.

Забавная девушка, моя подружка Катарина. Все-то у нее черно-белое, оттененное стальным блеском. Все начищено и надушено, выстроено в абсолютной симметрии, а комод полон белья, подходящего для стриптиза. Чертовски сексуальна, но подавляет это в себе силой воли. Может, стоит купить по дороге в "Брутон" книгу Крафта-Эйбинга? Потом можно позвонить Сюзан и попросить объяснить мне этот факт. Пока торчал на посту, съел батончик "Марс", пакетик хрустящего картофеля и яблоко. Пообедал. Я не думаю, чтобы Джеймс Бонд так питался. Он всегда ел салат из крабов и пил розовое шампанское. Я покинул вахту, когда приблизилось время ужина, и отправился назад в гостиницу, где повторил программу предыдущего дня. Хорошо же я развлекаюсь в Лондоне. Лег спать, еще и десяти не пробило.

Утром я сопровождал Катарину в читальный зал Британского музея. Она заняла столик и стала читать. Я же кругами ходил по нижнему фойе и обозревал зал с огромным куполом. Что-то величественно-царственное было во всем этом. Британский музей не обманывал ничьих ожиданий. В отличие от других мест. Таймс-сквер, например. Или Пикадилли, в некотором смысле. Когда я впервые увидел Стоунхендж, он был именно таким, каким я себе его представлял. Британский музей поражал ничуть не меньше. Я отчетливо представлял, как Карл Маркс пишет здесь свой "Коммунистический манифест", склонившись над одним из столов и произнося полушепотом слова под огромным куполом. В полдень она покинула читальный отдел и отправилась перекусить в маленький кафетерий, который располагался внизу за мемориальным залом. Когда она устроилась за столиком, я пошел позвонить в отель.

– Да, сэр, для вас есть сообщение, - сказал мне клерк.
– Мистер Ищейкинг ждет вас у билетной стойки компании "Пан-Ам" в аэропорту Хитроу.

В голосе портье не было ничего бестактного, и если имя показалось ему странным, то он ничем не выдал своего удивления.

– Благодарю вас, - ответил я.

Итак, пора оставить Катарину и встретиться с Хоуком. Я взял такси на Грейт-Рассел-стрит и покатил в аэропорт. Выследить Хоука было довольно просто, если знать, кого нужно искать. Я увидел его сразу. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и водрузив ноги на чемодан. Белая шляпа из соломки с широкими полями и сиреневой лентой низко посажена на глаза. Темно-синий костюм-тройка в тончайшую светло-серую полоску, белая рубашка с сиреневым шелковым галстуком, украшенным огромным узлом в четыре пальца шириной и изящной булавкой. Из нагрудного кармана выглядывают кончики такого же сиреневого платка. В его начищенные высокие черные ботинки можно смотреться. Чемодан, на который они были водружены, должно быть, стоит полтысячи, не меньше. Хоук любил покрасоваться.

Наклонившись к нему, я произнес:

– Простите, мистер Ищейка, я видел все фильмы с вашим участием и просил бы вас составить мне компанию и съесть арбуз.

Хоук даже не пошевелился. Его голос донесся из-под шляпы:

– Можешь называть меня Хозяин, малыш.

Кресло рядом было свободно. Я присел.

– Извини, Хоук, - начал я.
– Но такой прикид может осложнить твое пребывание здесь.

– Что ты понимаешь, я купил его, когда последний раз был в Лондоне. На Бонд-стрит. Мастер подогнал все по моей фигуре.

Он снял шляпу и положил ее на колени. Его голова была обрита наголо, и черная кожа отражала блики ламп, освещающих аэропорт. На удивление, ему шло абсолютно все. Кожа его лица была гладкая и тугая. Скулы высокие и жесткие.

– У тебя есть оружие?
– задал я вопрос.

Он мотнул головой.

– Не хотел возни с таможней. Ты же знаешь, у меня нет лицензии.

– Хорошо. Я могу подарить тебе одну штучку. Как насчет спортивного кольта?

Хоук взглянул на меня.

– Зачем тебе такое барахло? Хочешь покрасоваться?

– Нет, одолжил у одного чудака.

Хоук дернул плечом.

– Лучше это, чем ничего. Подождем лучших времен, пока не добудем что-нибудь стоящее. Чем ты сейчас занят?

Я сообщил ему, что выслеживаю крупную дичь.

– По две с половиной тысячи за голову, - повторил он мои слова. Какова моя доля?

– Тебя в расчет не брали, ты - сверх положенного. Я буду платить тебе по сто пятьдесят долларов в день и счет перешлю Диксону.

Хоук кивнул.

– О'кей.

Я выдал ему сразу пятьсот фунтов.