– Ты прав. Мне это тоже не понравилось. Не хочется показывать ему спину.

– В довершение всего, он обозвал меня черномазым.
– Лицо Хоука расплылось в добродушной улыбке, не соответствующей моменту.

– Расистский выродок, - бросил я.

– Как бы сообщить ему, что мы не принимаем его правила игры?

Кэти ела и пила, не участвуя в разговоре и делая вид, что ее происходящее вообще не касается.

– Кэти, ты знаешь, куда он отправился?

Она отрицательно покачала головой. Казалось, что ярость ее улетучилась сама собой.

Хоук засомневался:

– По-моему, ты говоришь неправду. Ведь у вас должно быть убежище, куда ваши люди приползают зализывать раны.

Она снова покачала головой. По ее щекам тихо покатились слезы.

Хоук с шумом хлебнул вина, медленно поставил стакан на стол и съездил ей по физиономии. Голова Кэти дернулась назад, потом она вся сжалась в комок, как бы стараясь уйти в глубину стула. Сотрясаясь всем телом, она разразилась рыданиями - зажав ладонями уши, сдавила лицо руками и закричала. Хоук еще отпил вина и взглянул на нее с неподдельным интересом.

– У нее здорово получается, - утвердительно сказал он.

– Она напугана, - возразил я ему.
– Любой бы на ее месте испугался. Ты представь: она одна, наедине с двумя здоровыми мужиками, которых она, между прочим, пыталась убить, а человек, которого она любила, предал ее. Она осталась одна. А это очень тяжело.

– Ей будет еще тяжелее, если она не скажет нам, куда слинял ее красавец.

– Хоук, не следует превращать секс в средство добычи информации.

– Равноправие, дружок. Она имеет право получить от меня по морде, как любой мужчина.

– Мне это не по душе.

– Тогда пойди погуляй. К твоему приходу я буду знать все, что нам нужно.

Я встал. Я знал, что мы разыгрываем вариант "хороший полицейский против плохого полицейского". Но знал ли об этом Хоук?

– Господи милосердный, - воскликнула Кэти.
– Не делайте этого.

Хоук тоже встал. Он снял пиджак, вынул из кобуры свой обрез и стал медленно расстегивать пуговицы рубашки. Хоук всегда выглядел весьма мужественно. Его торс был грациозен и упруг. Мускулы груди и рук легко перекатывались, когда он поводил плечами. Я направился к двери.

– Прошу вас, не оставляйте меня с ним, - взмолилась Кэти, скользнув из кресла на пол, и поползла в мою сторону.
– Не позволяйте ему этого. Не разрешайте унижать меня. Прошу вас.

Хоук шагнул и оказался между ней и мной. Она ухватилась за его ногу.

– Нет, нет, - повторяла она. В уголке рта снова появилась слюна. Дыхание вырывалось с шумом. Из носа тоже текло.

Я обратился к Хоуку:

– Мне не так уж нужна эта информация.

– Ах да. Это все твои дурацкие принципы. Ты - слюнтяй!

Я стоял на своем:

– Не желаю пачкаться, и все.

Я нагнулся и взял Кэти за руку.

– Вставай, - сказал я.
– Сядь на стул. Мы не обидим тебя.

Я подтолкнул ее к стулу. Потом зашел в ванную, намочил полотенце холодной водой, отжал и отнес Кэти, чтобы она могла вытереть лицо.

Хоук делал вид, что его тошнит от этой сцены. Налив стакан вина, я подал его со словами:

– Выпей, - и добавил: - Соберись. Не дергайся. У нас уйма времени. Когда ты будешь готова, мы обо всем поговорим. Договорились?

Она согласно кивнула.

Хоук напомнил:

– Ты не забыл, что именно она участвовала в покушении, когда бомба разнесла на куски женщину и двух малолеток? Еще хочу напомнить, что она выслеживала тебя в Лондонском зоопарке, чтобы показать твою задницу своим приятелям. А может, ты забыл, как она преспокойно стояла в той квартире в Копенгагене, когда ее любовник приговорил тебя к смерти? Ты вообще помнишь, кто она такая?

– Мне все равно, кто она такая, - прервал я его тираду.
– Меня больше интересует собственный имидж.

– Когда-нибудь тебя точно пришьют, малыш.

– И все равно мы поступим так, как я считаю нужным, Хоук.

– Ты платишь деньги, следовательно, ты заказываешь музыку.
– Он натянул рубашку.

Мы доели остатки затянувшегося за полночь ужина в полной тишине.

– Итак, Кэти. Кстати, это твое настоящее имя?

– Одно из имен.

– Знаешь, я привык думать о тебе, называя именно этим именем, поэтому оставим его.

Она согласилась. Глаза ее покраснели, но слезы уже высохли. Она резко отбросила напряженность и обмякла и внешне, и внутренне.