Итуриэль, так звали ее, рассмеялась серебристым смехом:

– Такой комплимент я даже от эльфийских поэтов слышу редко, а уж они на это большие мастера. Ты испытываешь голод и жажду, и твои спутники тоже. Пойдемте к столу - есть, пить и веселиться. А там будет видно.

Длинный стол стоял на прогалине позади дворца. Там были приготовлены кушанья и напитки, хлеб, вино и фрукты, как будто припудренные золотом и серебром. На краю поляны струился ручей с лилиями, напоминая эльфам Воды Пробуждения, местность в Высшем Мире, где все начиналось. Свет весны играл в листве и бросал пестрые краски на ковер из травы и цветов. Еда была легкой и сладкой, вино переливалось в хрустале, и почти невозможно было в таком месте думать о печальных вещах.

– Вот чего нам не хватает, так это пивка, - заявил Фабиан.
– Ах, как мне недостает темного пива из "Золотого плуга", хотя, честно говоря, я его никогда и не пробовал.

– Тише, - простонал Ким, - ты еще больше все усложняешь.

– А чего не хватает мне, - высказался Альдо, тихо сидевший с краю, так это трубки с хорошей травой.

– С травой?
– спросил Гилфалас.
– Здесь растут удивительные травы.

– Трубочная трава!
– воскликнул Фабиан.
– Я помню. Но здесь табака не знают.

– Нет трубочной травы?
– Ким был подавлен.
– Нет травы - нет фолька. Но что же здесь делают, когда хотят хорошенько поразмыслить?

– Нам приходится думать без вспомогательных средств...

Из всего неправдоподобного, с чем Ким столкнулся в течение этого дня, это показалось ему самым невероятным. Когда он вспомнил о дыме, обволакивавшем факультет, когда его друзья и он перекидывались идеями, как мячами, то решил, что кроме истории последних столетий утратил кое-что еще.

Воспоминания о "табачном прошлом" навели Кима на одну любопытную мысль.

– В один из таких вечеров, - проговорил он медленно, - мы вот так, покуривая, спорили об истории и о том, герои делают историю или герои сделаны историей. Ты помнишь, Фабиан?

Фабиан наморщил лоб:

– Очень смутно, будто в тумане. Но продолжай.

– Один из нас - пожалуй, Бурин - рассказывал про идею, которую высказал один ученый шестого века - по летосчислению Империи, - что-то об ущербности истории...

– "De Fallibilitetate Humanorum Historiae" ["О погрешности человеческой истории" (лат.)], - проговорил Фабиан.
– Да, я вспомнил. Как же его имя? Атериас? Клериас?

– Ктесифас! Магистр с островов. Он представил теорию, согласно которой в потоке истории существуют определенные точки, где действие единственной личности в нужном месте и в нужное время может изменить весь последующий ход событий... История не сама себя регулирует - вот каков был его тезис. Мы тогда пришли к заключению, что это недоказуемо, поскольку то, что было, уже произошло. Все прочие варианты истории - из области неиспользованных возможностей. Однако мы, кажется, как раз и попали в одну из них.

Фабиан с его острым аналитическим умом сразу же сделал вывод:

– Так ты считаешь, что где-то в прошлом есть точка, начиная с которой все пошло иначе, чем следовало бы?

– Да, в какой-то момент случилось именно это. И мне бы очень хотелось узнать, в какой именно.

– Но я не понимаю, как это может нам сейчас помочь, - заявил Фабиан со вздохом.

– Я тоже, но по крайней мере с этого мы можем начать. Первый шаг. Что будет после этого, увидим. Но я не хочу терять надежду, что мы еще можем что-то изменить.

– Я тоже так думаю, - раздался из сумерек тихий, ясный голос Гилфаласа.
– Ведь иначе зачем ты появился здесь из царства легенд? Разве это не значит, что кольцо фольков всегда приводит его обладателя туда, где он больше всего необходим? Иначе какой смысл возвращать нас к воспоминаниям о том, что могло бы быть? Только чтобы страдать? В это я не верю.

– Кто знает, какие планы связаны у Божественной Четы с миром. Он не вечный, не совершенный, однако он не жесток, - сказала Итуриэль.

– Но где же мы можем хоть что-то выяснить?
– спросил Ким.

– В единственном месте, где история сохраняется и исследуется, ответил Фабиан, - в университете Аллатуриона.

– Так университет существует и здесь? Несмотря ни на что? И ты там учился?

– И да, и нет, - таинственно сообщил Фабиан.
– Ты найдешь его очень изменившимся, и учеба там не слишком благотворна. Однако он еще есть.

– Тогда, - заключил Гилфалас, - утром мы выступаем.

В эту ночь Ким долго лежал без сна.