Ветер пел в деревьях, а стены дома для гостей, куда их поместили, были столь тонкими, что казалось, путники ночуют прямо в лесу. Свет луны падал в окна сквозь мелькающую и шелестящую листву, делая прозрачные круглые стекла матовыми. Ничего угрожающего в этом не было, и все же фольк, привыкший к дому, стоящему на твердой земле, с мощными балками и потрескивающим огнем в камине, ощутил себя совершенно беззащитным.

В конце концов он сбросил странно легкое, почти невесомое эльфийское одеяло. Он открыл дверь и вышел.

Хотя было далеко за полночь, но здесь, в долине, полностью не стемнело. Луна висела над деревьями, как круг из литого серебра, и между ветвями искрились звезды, похожие на бриллианты. Ночь была наполнена пением ветра и еще какими-то непонятными звуками.

– Вы тоже не спите, господин Кимберон?

– Что?
– Ким обернулся. Даже в неясном лунном свете фигурка, возникшая рядом, была легко узнаваема по вьющимся волосам и острым ушам.- Это ты, Альдо?

Альдо вздохнул:

– Ах, я мечтаю о настоящей кровати с пышной подушкой, набитой пером, и с шерстяным одеялом. Не с этой струящейся эльфийской материей. Это все изумительно, однако...

– Я знаю, о чем ты думаешь. Все не так, как дома.
– Он сглотнул, голос отказывался ему служить.

Дома! Тотчас он вспомнил, что Эльдерланда больше нет. Да и они сами, стоящие здесь, всего лишь игрушки судьбы, неправильность в структуре времени. Он сжал руку в кулак. Кольцо на его руке сверкнуло в лунном свете. В этот миг он желал себе никогда не владеть этим кольцом, ведь тогда он сейчас вместе со всеми остальными фольками был бы унесен гигантской бурей, которая со всеми мелкими препятствиями поступает точно так же, как с целыми народами и царствами.

Странные заунывные звуки стали громче.

– Слушайте!
– сказал Альдо.
– Вы тоже слышите?

– Да. Этот звучит как...

– ...Песня,- прогудел глубокий низкий голос.
– Кто-то поет.- Горбац сидел на траве под деревьями. Он сидел там так тихо, что они его не заметили.

Ким удивился, что Горбацу позволяется пребывать здесь без охраны.

– Элок-хай, - произнес больг, словно прочитав его мысли.
– Эльфы. Стоят на страже.

Ким оглянулся, но никого не было видно.

– Если уж мы все равно не спим, - сказал Альдо, - то давайте посмотрим, кто это поет.

– Пожалуй, не стоит всюду совать свой нос, - возразил Ким.
– Что подумают наши хозяева?

Альдо пожал плечами:

– Посмотрим, насколько далеко нам разрешается зайти. Раз уж они за нами все равно наблюдают. Я не могу спокойно стоять. Я чувствую, что эта песня зовет меня.

– Я понимаю.

Горбац поднялся - черная бесформенная тень на фоне мерцающего полумрака леса. Ветви скрипели под его тяжестью.

– Я пойду с вами.

Луна светила достаточно ярко, чтобы они могли отчетливо видеть посыпанную гравием тропинку среди деревьев. Как и все дороги здесь, в Потаенной долине, она бежала не прямо, а с подъемами и изгибами, повторяя рельеф местности. Однако свет сиял все яснее и чище в глубине леса и указывал им, в каком направлении идти.

Ведь оттуда же доносилась и песня. Сейчас они уже различали отдельные слова. Женский голос, сладостный и светлый, пел:

Анта ломеа най на Итиаз Кайден,

домеа ай лантана лалайт эссай,

Энтеа нессай элена ар эа-тайден

нареа лиссе эн авареа лессай,

Анта ломеа най на Итиаз Кайден...

– Вы понимаете, о чем она поет?
– Альдо понизил голос до шепота.

– Не все, - ответил Ким, - но смысл улавливаю. Она поет о том, как в темной ночи она тоскует по прошлому, по Итиаз Кайден - Водам Пробуждения, где цветут лилии, отражающие блеск звезд и свет восходящего солнца. Итиаз Кайден - это место в Высшем Мире, где некогда пробудились эльфы.

Песня стала отчетливее и яснее:

Элай, ведуи Курион ай Кориэнна

энтеа вессай, коруи-вана инхайден,

ана элоаи ориме, эла ривена

Анта ломеа най на Итиаз Кайден.

– Это довольно сложный стихотворный размер; - продолжал Ким, - который эльфы называют "ан-лалайт", по названию морского прибоя, потому что волны его тоже все время двигаются туда и обратно. Курион и Кориэнна - это юный господин и его невеста, которые там встретились. Это было первое, что увидели эльфы, когда пробудились, и от сияния Божественной Четы померкли звезды, как и темнота - при воспоминании о Водах Пробуждения. Или что-то в этом роде, - закончил он неуверенно, так как заметил, что его уже никто не слушает.