Он обычно устраивался в качалке, закуривал и начинал подглядывать за прихотливыми изгибами чужих судеб. Он читал, близоруко щуря глаза и шевеля губами:

«…Сало в этом году не будем солить — Борьку придавил самошвал». Или: «А в пидогогический институт мне наступать несоветовали». Или так: «Меня тут каждый день бьют, но старшина говорит, что скоро перестанут».

Много захватывающих часов провел Пакля на чердаке у Дениса Романовича. Сегодня же он шел к нему с определенной целью: тихонько вернуть на место бинокль, позаимствованный для слежки за Халабудой.

Дядька встретил его во дворе, где снаряжал в дорогу, мотоцикл. Он почему-то не завел вечную унылую песню о полезном образе жизни, сказав вместо этого следующее:

— Наконец-то от тебя польза будет. Поедем сейчас грузить удобрения. Возьми в сарае халат.

— Э… — простонал Пакля, но возражать не посмел. Ссориться с дядькой нельзя. Иначе он рисковал потерять доступ к чердаку с сокровищами.

Мотоцикл домчал обоих до базы «Сельхозхимия». Денис Романович имел договоренность со сторожем и разрешение отсыпать пару мешков желтых слежавшихся гранул, которые уже несколько лет томились во дворе под снегом и дождем.

Пока Пакля орудовал лопатой, сторож наставлял дядьку:

— Много не сыпь. Землю уморишь. Берешь жменю — и под кустик. Под каждый кустик одну жменю. И только по осени…

Пакля, хотя и не являлся математическим гением, но быстро прикинул: если «жменю под кустик», то двух мешков дядьке хватит до тех времен, когда люди будут жить на Марсе, а сажать и копать картошку научат роботов.

Денис Романович, конечно, возможности не упустил. Мешки пришлось набить так, что еле сошлись завязки. С надрывным стоном Пакля перевалил добычу в люльку мотоцикла. Однако дядька его усилия вряд ли заметил и оценил. Он спрашивал у сторожа, что за досочки лежат у сарая и нельзя ли их тоже как-нибудь того…

На обратной дороге он поделился с Паклей переживаниями:

— Вот думаю, как мешки на огороде прятать? Видимо, лучше будет закопать…

Пакля чуть не взвыл. Он догадался, кому именно придется копать.

— Может, не на огород? — кисло предложил он. — Может, пока дома бросить, в сарай?

— Дома оно не особенно нужно, — пожал плечами дядька.

«И на огороде не нужно, — со злостью подумал Пакля. — И вообще никому эти мешки не нужны, хоть брось их посреди дороги…»

Денис Романович между тем с тоской вспоминал таинственно исчезнувший контейнер. Жаль, конечно, что все так получилось. Был бы сарайчик — бросить туда мешки, да под замок. И горя не знать.

Вид картофельных участков окончательно потопил Паклю в унынии. Это раньше он мог, пока взрослые работали, бегать по кустам и оврагам, стреляя из суковатой палки в гипотетических фашистов. Или запускать далеко-далеко картофелины с помощью гибкого прутика. Теперь не побегаешь и картошкой не покидаешься. Теперь только одно осталось: ишачить, обратив задницу к молчаливым небесам.

Вздохнув, Пакля зашагал к бурьяну.

— Куда? — встревожился дядька. — А копать?

— Да сейчас, сейчас… Только шлаки скину.

Он уже расстегнул пуговицы на своих вьетнамских джинсах, как вдруг заметил странный блеск в зарослях.

Отодвинув ногой стебель, он нагнулся.

— О-о-о! — вырвался у него восхищенный клич. У ног Пакли лежал серебристый шлем с полупрозрачным забралом. Он не походил ни на мотоциклетный, ни даже на летный, потому что был какой-то не в меру угловатый и заковыристый. Но вещь была потрясающая.

И тут раздался истошный крик дядьки:

— Брось! Сейчас же выкинь! Не трогай, не прикасайся!

Пакля перевел на дядьку глаза — тот просто побелел от ужаса.

— Как это «брось»? — удивленно произнес Пакля. — Зачем же его бросать?

С Дениса Романовича наконец сошла маска испуга, он в какой-то мере взял себя в руки.

— Не трогай, говорю. Не твое. Выбрось.

— Выбросить? — Пакля прямо-таки не узнавал своего родственника. Дядька, который тащил домой любую драную стельку, вдруг требовал избавиться от такой изумительной штуки.

— Выброси, и подальше! — строго сказал дядька.

— Никуда не выброшу, — наотрез отказался Пакля.

Он нашел в люльке пустой мешок, завернул в него свое сокровище и бережно уложил на дно.

Дениса Романовича все еще передергивало от каких-то неведомых Пакле чувств, но требовать он перестал. Потому что понял: уговорить племянника избавиться от шлема можно лишь одним способом — поведать ему историю странной находки. А эту тайну он собирался держать в себе так крепко, как только мог.