Августа уставилась через ее плечо, и белое лицо ее задрожало, из глаз хлынули слезы.

Лиза боялась обернуться. Она поняла, что придется увидеть нечто страшное. Уже поняла, что увидит… Наконец заставила себя повернуться и только и могла, что схватилась за голову, словно все это был лишь безумный бред.

Там лежал Фальконе; и живот его был разворочен страшным ударом так, что кровь заливала мостовую вокруг.

Лиза вскочила и, спотыкаясь, чуть не падая, ринулась туда, где накануне видела Джудиче. Он исчез, но она чуяла его, как собака чует след загнанного зверя, чует запах его страха.

Она вылетела на площадь и закричала, заметив Джудиче, который огромными скачками приближался к широкой лестнице храма Святого Петра.

– Убийца! Убийца! – выкрикивала Лиза, бросаясь следом. – Держите его!

Джудиче, споткнувшись, свалился прямо на ступеньки и пополз по ним вверх. Толпа, преследовавшая его, замерла у подножия лестницы; вдруг отпрянула, как волна, наткнувшаяся на утес. И когда Лиза достигла ступеней и уже занесла ногу на первую, кто-то крепко схватил ее сзади; и она напрасно билась в этих тисках, как безумная, напрасно молила отпустить, наказать убийцу. Чьи-то лица мелькали перед нею, беззвучно разевались рты; люди пытались что-то объяснить, но она рвалась, будто птица из силков, ничего не видя, не слыша, ничего не понимая, пока вдруг из головокружительной мути не выплыло испуганное, плачущее лицо Агаты, а рядом – нахмуренные брови синьора Дито.

– Луидзина, ради святейшей Мадонны, Луидзина, – твердила, всхлипывая, жена управляющего, – послушай, умоляю! Его не могут схватить, он на ступенях храма. Он под защитой бога!

– Он убийца! – опять рванулась Лиза, но синьор Дито перехватил ее и с неожиданной силой прижал к себе.

– Подожди. Здесь полиция, его стерегут. Сейчас послали к кардиналу за разрешением арестовать его на церковных ступенях. Надо подождать.

Лиза оглянулась и увидела трех караульных, стоявших рядом, на нижней ступеньке храма.

А, так еще не все потеряно? Еще есть у нее надежда выцарапать глаза Джудиче, перегрызть его горло, вырвать его сердце?

Она отстранилась от синьора Дито и, зловеще улыбаясь, взглянула вверх на Джудиче, скорчившегося на ступеньках. Эта улыбка, сулившая неминучую погибель, подействовала на преступника подобно видению ада.

Он вскочил, простирая руки, и громко позвал:

– Чекина! Чекина!..

– Чекина?! – повторила Лиза, не веря себе. Так она жива, поганая? Ее не убили венценосцы? И огонь ее не взял?

Да, жива. Вот, уже стоит рядом со своим гнусным любовником; только появилась не снизу, где ее перехватили бы, а сверху: выбежала из дверей церкви. Сверкнули черные глаза, красивое, дикое лицо пылает от волнения, и, наверное, только Лиза рассмотрела злорадную усмешку, змейкой скользнувшую по пунцовым губам.

– Люди! – завопил Джудиче. – Рассудите! Я невиновен, люди! Посмотрите!

Он схватил Чекину за руку, выволок ее вперед.

– Посмотрите, вот Чекина, моя невеста. Она служила в богатом доме и стала жертвой похотливого синьора. Я убил его. Я защищал честь своей невесты, я защищал свою честь!

– Врешь, врешь! – выкрикнула Лиза, но ее голос утонул в реве толпы, которая мгновенно приняла сторону Джудиче.

Он защищал честь невесты. Он убил насильника. Он поступил, как настоящий мужчина, и не заслуживает никакого наказания, ибо восстановил справедливость.

Лиза затравленно озиралась, ей казалось, что люди прямо на глазах уподобились стаду, над которым щелкнул кнутом ловкий, умелый пастух…

Трех часовых, оставленных стеречь Джудиче, смело, как пушинок. Толпа закружила Лизу в своем водовороте, потом отхлынула, оставив ее на лестнице, где уже больше никого не было: ни Джудиче, ни Чекины.

Людское море мелкими ручейками выливалось в боковые улочки, площадь пустела; Лиза никак не могла поверить, что убийца ускользнул. Мелькнула надежда, что Джудиче скрылся в храме Святого Петра, и она ворвалась в холодный, надменный полумрак.

Ни одного человека не видно меж колонн, в боковых приделах. Лиза пробежала мимо главного алтаря, чувствуя, как от этой давящей тишины у нее звенит в ушах, и с тоскою понимая, что никого не найдет здесь.

Вдруг она услышала какой-то звук. Столь низкий, столь глухой и протяжный, что его скорее можно было не услышать, а почувствовать, приняв за наваждение. Она оглянулась и замерла.

Везде: направо, налево, прямо перед собою – всюду, куда бы ни обращала Лиза взор, она видела статуи с простертыми руками, рвущиеся к ней из своих ниш и с постаментов. Все они издавали один общий, неслышный и в то же время оглушительный мраморный крик.

Еще немного, статуи и впрямь сойдут вниз и наполнят храм страшной, причудливой толпою гигантов. И вся эта многоликая толпа изгоняет и проклинает ее!

Она здесь чужая. На ней клеймо иной страны, иной веры. Такой же могущественной и стойкой, как католичество, а значит, враждебной. Потому, позабыв о божественной справедливости, этот храм и его обитатели отринули ее; взяли под свою защиту злодея, убийцу только потому, что он одной с ними веры и одной крови.