Шрифт:
Симэнь кликнул Дайаня:
– Бери скорей мула и поезжай!
– Дело неотложное! Нечего раздумывать! – торопила Юэнян.
Когда Цзиньлянь убедилась, что у Пинъэр подходят роды, ее охватила досада. Она немного побыла в спальне роженицы и вышла, увлекая за собою Юйлоу. Они встали освежиться с западной стороны под стрехой.
– Ох, и набилось народу! – заметила Цзиньлянь. – Духота, нечем дышать! Обыкновенная баба рожает, а глазеют, будто слониха от бремени разрешается.
Наконец появилась повитуха Цай.
– Мое вам почтение, сударыни! – проговорила она. – Кто хозяюшка будет?
– Вот Старшая госпожа, – отвечала Цзяоэр.
Старуха отвесила Юэнян земной поклон.
– Побеспокоили мы тебя, мамаша, – проговорила Юэнян. – Чего ж так долго не приходила?
– Я вам, матушка-сударыня, вот что скажу:
Я – Цай, повитуха,Еще не старуха,И ничуть я не вздорна,Но ловка и проворна.Всюду-всюду поспею,День-деньской в суете я –Мой наряд примелькался,А пучок растрепался.Услужу деликатноВсякой дамочке знатной,Хоть из царского дома –Работенка знакома!Вам полегче немножко –Мне деньжат на одежку.Не рожаете сами –Мну живот кулаками,Пуповину привычноРежет ножик обычный.Третий день наступает,Жив малютка – купаю,Умер – я сокрушаюсьИ подальше скрываюсь.Да, зовут меня многие,Так что вечно в дороге я…– Но довольно праздных слов. Прошу осмотреть недужную, – Юэнян указала на постель. – Перед родами, должно быть.
Цай подошла к кровати и ощупала Пинъэр.
– Да, пришел срок, – заключила она и спросила: – А бумагу для приема новорожденного припасли, сударыня?
– Приготовили, – отвечала хозяйка и обернулась к Сяоюй: – Ступай ко мне в спальню и принеси побыстрей.
– Гляди, повитуха Цай явилась, – сказала, обращаясь к Цзиньлянь, Юйлоу. – Пойдем посмотрим.
У Цзиньлянь такого желания не было.
– Иди, если хочешь, – проговорила она, – а мне там делать нечего. Конечно, она ребенком обзаводится, ей счастье. Как тут не глазеть! Не права я оказалась: рано, говорю, ей рожать, в восьмой луне разве что будет. Так Старшая на меня ни с того ни с сего накинулась. Только на грех навела.
– А я тоже говорила, что в шестой луне подойдет, – заметила Юйлоу.
– Значит, тоже не подумавши болтала, – упрекнула Цзиньлянь. – Ну, давай прикинем! К нам она пришла в восьмой луне прошлого года. Не девицей явилась, а мужа успела похоронить. Как говорится, там понесла, а тут растить будет. Ну, сколько с ней хозяин встречался! Чтобы понести, все-таки месяц-другой понадобится. А уж признали: наш, мол, ребенок. Я, выходит, ошиблась. Если б она в восьмой луне рожала, то с натяжкой еще можно признать. Ну, а в шестой, помилуйте! Тут хоть ты из кожи вон лезь, а выше головы не прыгнешь. Сами, выходит, обсчитались. Барашек-то, как ни прикинь, а с чужого поля.
Пока они толковали, из дальних покоев вышла Сяоюй. Под мышкой она несла травяную бумагу, бинты и тюфячок.
– Гляди, – показала Юйлоу. – Старшая себе приготовила, а пришлось Шестой уступить.
– Одна – старшая, другая – младшая, – тут же отозвалась Цзиньлянь, – и обе друг перед дружкой стараются, мечтают наследника растить. А раз нет настоящего наследника, так хоть какого подавай. А мы с тобой из тех кур, которые яиц не несут. Нас, значит, под нож. И чего бегают, чего хлопочут! Такое сокровище и собака жрать не станет! Ишь, сколько радости, а все впустую!
– Что это ты говоришь, сестрица? – недоумевала Юйлоу.
Заметив, что Юйлоу ее не поддерживает, Цзиньлянь умолкла и опустив голову, стала перебирать юбку, потом, ухватившись за колонну, начала переминаться с ноги на ногу и грызть семечки.
Между тем весть дошла и до Сюээ. Она так торопилась, что в тени споткнулась о ступеньку и чуть было не растянулась.
– Гляди-ка! – указывая на нее, заговорила Цзиньлянь. – И чего несется, как угорелая, рабское отродье! Ишь усердствует, себя бы пожалела! Смотри, упадешь, зубов недосчитаешься – тоже чего-то стоят! Полынь сбывает да соль всучивает – горечь отбить. Думает, небось, с рождением сына и ее чиновничьей шапкой венчают.
Через некоторое время в спальне раздался пронзительный крик, возвестивший о появлении новорожденного.
– Прошу передать его милости хозяину, чтобы на радости подарок готовил, – сказала старуха Цай. – Сын на свет явился.
Юэнян поведала счастливую весть Симэню, и тот, поспешно обмыв руки, возжег благовония в наполненной курильнице перед алтарем Неба, Земли и предков, дав обет заказать большой благодарственный молебен о здравии матери и младенца, о благополучном разрешении от бремени и о счастье новорожденного с принесением ста двадцати жертв. [449]
449
Имеются в виду самые пышные и торжественные жертвоприношения, совершавшиеся в течение нескольких ночей в честь верховного небесного правителя Шан-ди и других высших божеств небесных светил. В таких случаях готовилось специальное питье, всяческие ритуальные яства, приносились в храм дорогие ткани, воскурялись благовония. Считалось, что в таких случаях на зов молящихся нисходит сам Шан-ди, дабы исполнить их просьбу и взять под свое покровительство.
Когда весь дом ликовал от радости, досада с еще большей силой охватила Цзиньлянь. Она удалилась к себе в спальню, заперлась и, упав на кровать, заплакала.
Шел тогда двадцать первый день шестой луны года бин-шэнь под девизом Порядка и Гармонии. [450]
Да,
Как часты в нашей жизни неудачи,Но мало с кем об этом посудачишь.Старуха Цай приняла младенца, отрезала пуповину и спрятала детское место. Потом она приготовила успокоительный отвар, напоила им роженицу и уложила ребенка.
450
Здесь в китайском тексте дается странная датировка рождения Гуаньгэ: четвертый год под девизом Всеобщего согласия, моу-шэнь, или 45-ый. Четвертый год под девизом Всеобщего согласия (Сюаньхэ – 1119–1124 гг.) приходится, соответственно, на 1122 г., меж тем как 45-ый шестидесятиричного цикла, или моу-шэнь, должен соответствовать 1128 г., который выходит за пределы эры правления Великих Сунов (960-1127 гг.). Вероятно это ошибка. Далее в главах XXXIX и LIX называется иная дата рождения Гуаньгэ, более соответствующая общей хронологии романа – девиз Порядка и Гармонии (Чжэн-хэ 1111–1117 гг.), год бин-шэнь, или 33-ий, то есть 1116 г. Согласуюсь с этим, считаем возможным внести исправление.