Шрифт:
Пока шел разговор, Цзинцзи зажал нос, осушил чару и, взглянув на отвлекшуюся от разговора Цзиньлянь, схватил одежду и бросился наутек.
– Матушка, смотрите – зятюшка ключ забыл, – сказала Инчунь.
Цзиньлянь взяла у нее ключ и положила под себя на сиденье.
– Пусть поищет! – говорила она Пинъэр. – А придет, не говорите. Я его подразню немножко.
– Да отдай ты ему, дочка! – сказала матушка Пань. – К чему такие шутки?
Цзинцзи вбежал в лавку, сунулся в рукав – ключ исчез. Он бросился к Пинъэр и стал разыскивать пропажу.
– Кому нужен твой ключ?! – воскликнула Цзиньлянь. – Сам положит неизвестно где, а потом спрашивает!
– Я его что-то здесь не видала, – сказала Чуньмэй. – Может, в тереме оставил?
– Да нет, помню, он у меня с собой был, – отозвался Цзинцзи.
– Ах ты, сынок! – начала Цзиньлянь. – Не знаешь, не ведаешь: то ли дома, то ли нет. Кто ж это у тебя так память отбил, а? Впрочем, вон ты зад-то какой отрастил! Там, должно быть, весь твой рассудок разместился.
– Но что ж делать? Люди ведь за одеждой пришли, – сокрушался Цзинцзи. – И батюшки нет. Придется слесаря звать, замок в тереме ломать.
Ли Пинъэр не выдержала и рассмеялась.
– У вас ключ, матушка? – обратился к ней Цзинцзи. – Отдайте, прошу вас.
– Чего тут смешного, сестрица! – вмешалась Цзиньлянь. – Можно подумать, что мы и в самом деле нашли его ключи.
Расстроенный Цзинцзи метался по комнате, как осел, крутящий мельничный жернов. Взглянув в сторону Цзиньлянь, он вдруг заметил торчащий из-под нее шнурок от ключа.
– А это что? – воскликнул он и протянул руку, но Цзиньлянь поспешно спрятала ключ в рукав.
– Как он мог ко мне попасть? – наиграно удивилась она.
Цзинцзи пришел в отчаяние и напоминал цыпленка, который протягивает ноги еще до того, как над ним занесут нож.
– Ты, говорят, хорошо поешь? – сказала Цзиньлянь. – Приказчиков в лавке услаждаешь, а нас не хочешь? Споешь своей бабушке и матушке Шестой четыре новых песни, тогда ключ получишь, а откажешься, хоть на белую пагоду вспрыгни, все равно не дам.
– Вы, матушка, готовы у человека все нутро вывернуть, – говорил Цзинцзи. – Кто же вам сказал, что я песни пою?
– Ах, ты опять будешь зубы заговаривать?! – набросилась на него Цзиньлянь. – По-твоему, в Нанкине Шэнь Миллионщик припеваючи живет, а в Пекине дерево сохнет-гниет, да? А ведь как за деревом тень, так за человеком слава.
– Ладно уж, спою, не погибать же в самом деле! – согласился выведенный из себя Цзинцзи. – Когда с ножом к горлу лезут, целую сотню споешь.
– Ах ты, болтун, чтоб тебе ни дна, ни покрышки! – заругалась Цзиньлянь и наполнила всем чарки. – Вот выпей и стыд потеряешь, петь будет ловчее.
– Нет уж, лучше спою, а потом выпью, – отозвался Цзинцзи. – Я спою о цветах и плодах на мотив «Овечка с горного склона»:
В саду первый раз повстречала тебя я,В цветущих деревьях весеннего рая.Среди абрикосов желанных сгорая,Нефритовой сливой [486] тебя приняла я.Но люди судачили: пьешь ты, гуляешь;Как шмель в цветнике изумрудном [487] порхаешь,И слезы помчались солёным потоком,О скудном душой и тигрино жестоком.Вдогонку послала двух персиков-слуг,Но ты под хурмою – тебе недосуг.Забыл ты меня, и напрасны старанья,Краснел хохолок журавля от страданья. [488] Обрезала пряди, плакучая ива.«Рехнулась совсем!», – ты заметил глумливо.Бесстыжий развратник! Насильник-гурман!Тебе не забуду я подлый обман.На высохших ветках тоскливо молила:Да будет мне домом сырая могила.Промчались три осени. Мне интересноК кому ты теперь прижимаешься тесно.486
В этой песне персонажи предстают в аллегорических образах деревьев, и в частности главная героиня называет себя сливой, а соперницу, далее, хурмой.
487
В слово цин-цуй, переведенное здесь как «изумрудный», входит знак «цуй», являющийся обозначением зимородка, что способствует созданию дополнительных эротических аллюзий: цветы – аллегория красоток, а «зимородок» – наименование одной из эротических поз.
488
Хохолок журавля стал багровым… – красная макушка у журавля (хэ дин хун) считается наполненной ядом. В данном случае, видимо имеется в виду, что от горечи в душе скопился яд, который собственно и выливается в последующей брани.
И далее:
За ширмой из пятнистого бамбука [489] Стоит твоя забытая подруга,Как хризантема пышная в цвету.Поют беспечно птицы на лету…Вдруг… двум сорокам [490] верить ли с испуга?Ужели гость желанный с юга.Послала я форзицию [491] любви.Найти тебя, мой херувим,Пришел ли ты, еще страшусь поверить,Вот дереза [492] приветствует у двери,Мне нарядиться не успеть теперь,И, сжавши розу, я открыла дверь.Слюны моей сирени ароматы,На шпильках – разноцветные агаты,Хуннян-цветок [493] тебя, не торопясь,Ввела в опочивальню, юный князь.В игре под персиком янтарным,Тебе цветком я буду парным. [494] Кувшинкой золотой в рукеПод лотосом на стебельке. [495] Как яростно стремились мы друг к другу!Зачем же астру, жалкую прислугу,Послал цветок граната передать [496] И к розам на кусту [497] прилип опять?489
Пятнистый бамбук – один из видов бамбука, образ которого ассоциируется со слезами.
490
Сороки в традиционном Китае считались птицами счастья, способными соединять любящих, так именно сороки протягивают мост через Небесную Реку (Млечный Путь) для двух влюбленных звезд Волопаса (Альтаир) и Ткачихи (Вега), встречающихся лишь раз в год в седьмой день седьмой луны.
491
Форзиция – по-китайски буквально: весенний цветок. Эротичность данного названия очевидна.
492
Дереза – в китайской традиционной медицине дереза применялась в качестве возбуждающего средства.
493
Хуннян-цветок – видимо намек на служанку Хуннян из «Западного флигеля», имя которой стало нарицательным как верной служанки (см. примеч. к гл. VIII).
494
Игра в цветы – то есть любовная игра.
495
Иносказательно в «цветочной форме» обыгрывается сцена любовной близости.
496
Цветок граната – по смыслу этот образ может соответствовать плодам граната – благому символу обильного потомства.
497
Розы на кусту – буквальное китайское название мелких кустарниковых роз: десять сестер.
Цзинцзи кончил петь и опять стал просить у Цзиньлянь ключ:
– Матушка, отдайте ключ. Приказчики, наверно, заждались, и батюшка того и гляди пожалует.
– Ишь, какой хороший! – отвечала Цзиньлянь. – Ловко у тебя язык подвешен. Вот обожди, пусть только батюшка спросит, скажу: напивается, мол, неизвестно где, и ключи теряет, а потом у меня в комнате ищет.
– Ну что вы! – взмолился Цэинцзи. – Вам бы, матушка, только палачом-мучителем служить.
– Да отдай ты ему! – уговаривали Цзиньлянь матушка Пань и Пинъэр.