Шрифт:
– Ну, тогда еще ладно, – немного успокоилась Цзиньлянь. – Я-то думала, он по ней стосковался. А платье придут просить, не давай этому пакостнику.
Не дождавшись Симэня, Цзиньлянь в сердцах заперла дверь и легла.
А теперь вернемся к Ин Боцзюэ. Прямо на глазах у Ина набивал себе карман Бэнь Дичуань, приставленный следить за строительством в поместье. Когда же Бэню доверили серебро на приобретение поместья у Сяна Пятого – на сделку, которая, вне всякого сомнения, сулила ему еще немалую толику серебра, Ин Боцзюэ за игрой и выискал у него оплошность, придрался к нему из-за анекдота, дабы намекнуть, что к чему.
Испуганный не на шутку Бэнь Дичуань на другой же день отвесил три ляна серебра и отправился на поклон к Ин Боцзюэ.
– К чему это? – наигранно удивляясь, воскликнул Ин. – Я ж не оказывал тебе никаких услуг.
– Я давно собирался выразить вам, дядя, свое искреннее почтение, – говорил Бэнь. – Позвольте надеяться, что вы при случае замолвите за меня словцо перед господином. По гроб буду вам обязан, дядя.
Ин Боцзюэ взял серебро и, угостив Бэня чашкой чаю, проводил его за ворота, а сам с узелком серебра пошел к жене.
– Проявит муж решимость, будет у жены обновка, – сказал он жене. – Видишь ли, я в свое время порекомендовал этого Бэня-голодранца. Так теперь он дело получил, сам жрет в три горла, и я ему стал не нужен. Хозяин ему то в поместье строительство поручил, то серебро доверяет другое поместье купить. Немалые деньги нажил. Я ему на пиру возьми да намекни. Струсил, видать, сразу прибежал, три ляна сунул. Думаю, на них холста купить. Хватит ребятишек на зиму одеть.
Да, действительно,
Хоть с благородством, говорят, я вовсе не знаком,Но кто вести умеет дом, тот и хозяин в нем.Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
Да,
Боимся, как бы горе безумием не стало;Смышленных узнаем мы, а глупых – не пристало.ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ЧЖАЙ ЦЯНЬ В ПИСЬМЕ ПРОСИТ ПОСВАТАТЬ ЕМУ БАРЫШНЮ
СИМЭНЬ ЦИН ЗАВЯЗЫВАЕТ ДРУЖБУ С ЛАУРЕАТОМ ЦАЕМ. [522]
Из Фучуани вдаль бросаю взгляд,
Туда, где волны Цзянь-реки шумят. [523]
Перед зарей вечерней золотой
Застыла в небе тучка сиротой.
Оставить бы следы горючих слез,
Да срублен тот бамбук, что здесь возрос.
С кем весточку я передать решусь,
Когда так редко пролетает гусь! [524]
Пошлешь привет, и гусь на край земли
Перелетит с ним за три тыщи ли.
Тоски моей не в силах превозмочь,
Весь день я одинока и всю ночь.
То в океанский я гляжу простор,
То к небу обращаю скорбный взор:
Кто на меня вниманье обратит,
Кто миг желанной встречи возвестит?
522
Под лауреатом здесь и далее имеется в виду человек, получивший почетную степень чжуанъюаня – первейшего. Это звание присваивалось лучшим из сдавших экзамены на степень цзиньши (см. примеч. к гл. XIV и примеч. к гл. XXXV). Чжуанъюани были первыми кандидатами на занятие государственной должности.
523
Река Цзянь протекает в южной провинции Чжэцзян
524
Дикий гусь у китайцев считается символом весточки, письма. Древнее предание рассказывает, что полководец Су У был отправлен китайским императором послом к гуннам. Те пытались переманить его на свою сторону, но Су У остался верен родине. Тогда гунны сослали его в далекие северные земли. Там Су У восемнадцать лет пас баранов. Однажды он увидел дикого гуся, оторвал кусок материи от своей ветхой одежды, написал кровью письмо китайскому государю и послал его с гусем, который принес будто бы его послание ко двору. Благодаря этому император смог добиться у гуннов освобождения Су У. С тех пор дикий гусь стал-де символом письма.
Так вот. На другой день утром Симэнь с надзирателем Ся отбыли за город встретить нового цензора. Потом Симэнь заехал в свое поместье, где наградил за усердие мастеров, и вернулся домой уже под вечер.
– Из Дунчана в столицу гонец промчался, – объявил Пинъань, как только Симэнь переступил порог. – Письмо по дороге завез. Передай, говорит, батюшке от его сиятельства дворецкого Чжая. Я его матушке Старшей отнес. Гонец завтра после обеда за ответом заедет.
Симэнь пошел к Юэнян, взял письмо, распечатал его и стал читать:
«От ученика Чжай Цяня из столицы
с нижайшим поклоном передать
ДОСТОПОЧТЕННОМУ ГОСПОДИНУ СИМЭНЮ
Давно вижу в Вас ученого высокого, коего уподоблю Великой горе или Северному Ковшу. Увы, не довелось пока лицезреть воочию Ваш достославный образ. Не раз я, недостойный, пользовался Вашей щедростью безмерной. Слов не нахожу, какие могли бы выразить мою глубокую признательность, а равно и угрызения совести.
Удостоенный Ваших мудрых наставлений, я навек запечатлел их в своем сердце и, имея честь состоять в приближенных его превосходительства, стараюсь в меру сил своих оказывать Вам всяческую поддержку. Смею надеяться, что просьба, которой я дерзнул нарушить Ваш покой, уже исполнена, а посему, пользуясь счастливым случаем, направляю Вам это скромное послание с десятью лянами в знак моей искренней благодарности. А пока, в предчувствии дальнейших обстоятельств, с нетерпением ожидаю благостную весть, коей буду тронут до самой глубины души.
Сообщаю, что новый лауреат империи, Цай Ицюань, пользующийся высоким покровительством его превосходительства, получил Высочайшее дозволение посетить родные края для свидания с родителями и держит путь через Ваш славный уезд. Надеюсь, Вы не откажете ему в приеме, а он не забудет Вашего гостеприимства. Молюсь о Вашем благополучии.
Составлено первого дня по установлении осени [525] ».
525
Имеется в виду первый день после начала одного из 24 солярных периодов (сельскохозяйственных сезонов) года «установления осени» – 7-22 августа (ср. примеч. к гл. XII, примеч. к гл. XXVII и примеч. к гл. XXIX).
Прочитал Симэнь письмо и начал тяжело вздыхать.
– Надо сейчас же за свахой сбегать, – сказал он, наконец. – И как же я это забыл, а? Прямо из головы вон.
– А в чем дело? – поинтересовалась Юэнян.
– Да как же! Чжай Цянь, дворецкий его превосходительства государева наставника Цая, когда еще писал, что нет у него сына, просил барышню подыскать, все равно какую: богатую или бедную. За подарками, говорит, не постою, только была бы собой хороша да подарила сына и наследника. Все затраты на подарки и приданое, которые придется понести, он обещал оплатить сполна. Это ведь он поддержал меня перед его превосходительством, оттого я и занял пост. Все время в суете – то одно, то другое, совсем запамятовал. И ведь Лайбао каждый день в лавку заходит, а напомнить не мог. И вот человек издали гонца посылает узнать, как с его просьбой, десять лянов серебра отваливает. Завтра гонец за ответом пожалует, а что я ему скажу? Ведь Чжай тогда из себя выйдет. Позови сваху и накажи поторапливаться. Какую ни найдет, только б собой была хороша. Можно лет шестнадцати, сойдет и восемнадцати. Сколько б ни стоила, я заплачу. Постой, постой! А не выдать ли нам Сючунь, горничную Пинъэр? Она и собой недурна…
– У тебя что? Горит что ли? – упрекала его Юэнян. – О чем ты целые месяцы думал? Тебя просят девицу посватать, денег не жалеют, а ты эту девку? Сам с ней жил, а потом другим сбыть хочешь? Ты ему окажешь услугу, и он для тебя постарается. Когда на охоту ехать, тогда и собак кормить? Нет уж, в бурю никакие весла не помогут. И купить девицу не так-то просто. Думаешь, взял серебро да на рынок ступай – бери, что пожелаешь? Нет, и в теремах разные девушки обитают. Надо сваху пригласить, пусть не спеша приглядит да разузнает. А то больно уж легко у тебя выходит!