Она приняла долгий, как в гостинице, горячий душ, переоделась, подкрасилась, и спустилась вниз. В парадной столовой уже был накрыт большой дубовый стол, на кухонном острове стояли гигантские бокалы с красным вином, Мурка перекладывала креветки на красивое блюдо. Сашка стала болтать с ней, отщипывая виноград, и не могла не отметить, что постарела ее подружка. То есть, может, не то чтобы постарела, а как-то обабилась. Может, это беременность, может, замужество, а может - сидение дома, но на висках появилась незакрашенная седина, лицо как будто немного опухло, и выросло не только пузо, но и вся она растолстела, да и вообще непривычно было видеть Муру - в прошлом такую «софистикейтед», всегда общающуюся со всеми «ху из ху», полностью погрязшей в своем хозяйстве. Сашке захотелось сказать ей что-нибудь утешительное.

–  А ты потрясающе выглядишь. Тебе идет быть беременной.

Мурка с улыбкой отмахнулась, а Сергей подошел к ней, обнял и поцеловал.

–  Вот и я то же говорю. Я ее каждую неделю снимаю, чтобы ничего не упустить.

Александра вообще заметила, что он все время трогал Муру, постоянно обнимал ее, не смущаясь Сашкиным присутствием, и сюсюкал с ней. Насмотревшись на это, Александра твердо решила: а) никогда не жить в провинции, б) не беременеть, в) не позволять ни Максиму, ни какому другому своему мужу приобретать такие вульгарные манеры. Правда, Максим и не рвался проявлять к ней нежность на людях.

–  Так как вам здесь живется?
– не зная, о чем еще говорить с ними обоими, спросила за ужином Саша.

–  Хорошо, - улыбнулась Мура.
– Но стыдно. Превратились в обывателей.

–  Ну и что? Не всю же жизнь быть нищенкой-подружкой?
– намекнула на былое подруга старых дней.

–  Нет, дело не в этом, - вздохнула Мура.
– Знаешь, жизнь в Израиле - осмысленна по определению, одним тем, что ты там живешь и выживаешь, увеличиваешь собой силы добра, ты нужен и востребован, а в Америке ты сам ответствен за то, чтобы наполнить свое существование смыслом.

Востребованная и нужная Александра обвела глазами просторный дом и спросила:

–  Это тебе так кажется, потому что ты от Израиля далеко. А мне нравится, как ты живешь. По-моему, в том, чтобы жить хорошо и спокойно, подальше от нашего дурдома, тоже есть немало смысла.

–  Смысл не в этом, - отмахнулась Мура от дома.
– Смысл в этом, - и она положила руку себе на живот.
– Все ради него.

–  И ради нее, - поспешно добавил Сергей, влюбленно глядя на Муру и опять потянувшись поцеловать ее.

–  А что вы делаете? С кем общаетесь?
– слегка затосковав, спросила Александра.

–  Ой, здесь живут отличные ребята. Мы обязательно устроим вечеринку, и всех пригласим, и тебя познакомим. Я так тобой горжусь, Сашка! Я уже всем о тебе растрезвонила. Пригласим Марину и Леву, и Жанну с Юрой, и Таньку с Мишкой…

–  А что, у вас здесь все по парам?
– спросила Сашка.

–  Угу, у нас как в Ноевом ковчеге, всякой твари по паре. Здесь одиноким людям плохо приходится, компания маленькая, новых людей почти нет, все семейные. Одиночки помаются, помаются, и отчаливают в более крупные города, вроде Чикаго, где чужое семейное счастье им не так глаза мозолит.
– Мурка шутила, но Сашка сейчас вполне понимала этих гордых одиночек.
– Я вот Сережу просто спасла, - самодовольно, как показалось Сашке, добавила Мура.

–  Его бы любая спасла, - вежливо улыбнулась ему Александра.
– А кто они, эти ваши приятели?

–  Ученые, математики, программисты, инженеры, врачи…

–  Ух ты, просто цвет советской интеллигенции!

–  Да, среди русских здесь ни манекенщиц, ни журналистов. В Милуоки им нечего делать. И русская эмигрантская богема вся в больших городах. Здесь ни писателю, ни художнику нечем и незачем жить.

–  А тебе здесь не скучно?
– осторожно спросила Саша.

–  Нет. Мне здесь как раз почему-то ужасно хорошо.

–  А в Израиле до сих пор спрашивают о тебе. Помнишь этого арабиста на телевидении?

–  Какого? Эхуда Яари? Конечно. Мы с ним вместе в Киев ездили, - объяснила Мура Сергею.

–  Я его недавно на втором канале в студии увидела, ему о тебе напомнила, он сразу тебя вспомнил, спрашивал, как ты и что. Очень сожалел, что ты перестала писать и исчезла. Говорил, что в тебе были всяческие задатки…

Мурке было и горько и приятно это слышать. Но Сергей вмешался.

–  Эй, Александра, не морочь голову моей супруге. А то получится, как в рассказе О'Генри… - И уловив непонимающий взгляд Сашки, он объяснил: - Ну там безработный актер, желая доказать, что может сыграть любую роль, представляется примадонне ее земляком. И пересказывает ей новости из ее деревни так убедительно, что на следующий день, когда он приходит открыться ей и попросить роль, оказывается, что она все бросила и уехала обратно в провинцию.

–  Нет-нет, я здесь очень счастлива, - замахала руками Мура.
– Мне просто приятно услышать, что там.

–  А вместо тебя в «Народе» стала писать некая Ровина, - продолжала Александра.
– Ты ее статьи читала?

–  Ну конечно. Ничего, бодро так пишет, хорошо, смешно.

–  Да, она пользуется огромным успехом. Хотя, конечно, куда ей до тебя, - поспешила заметить Сашка.

–  А кто она такая?

–  Да знаешь, внешне, никакая. Рыженькая, худенькая, скуластая. Глаза, правда, большие, серые. Но чего в ней все нашли? Везде с Арноном показывается, говорят даже, что он разводится, - невинно взмахнула ресницами Александра.