набор ложек, ножей и вилок «Микаса» на 12 персон - 235

причиндалы для камина - 100

Итого, за восемь-девять часов напряженного шоппинга - 3 тысячи с гаком! И все самое насущное.

А Сережа накупил вина, пива и водки на сумму мне неизвестную, но судя по количеству бутылок, устрашающую.

Не я одна такая. Народ по магазинам таскается с таким энтузиазмом, что на безбрежных паркингах невозможно найти стоянку, как будто этим китайским барахлом торгуют не в Соединенных Штатах Америки, а в Пхеньяне.

Чтобы не презирать себя за то, что занята такой ерундой в жизни, решила утешиться тем, что моя задача - максимально благоустроить нашу жизнь, и если для этого мне нужны красивые вещи, то я их покупаю, и точка.

Зато с болью заметила, что я вообще очень эгоистичный, скупой и черствый человек. Это не шутка. Ни за что, например, не встану ранешенько, и не пойду в какой-нибудь детский дом помыть полы и поиграть с сиротами, и не пожертвую деньги ни на афганских беженцев, ни на устройство дома отдыха для полицейских. На нью-йоркских пострадавших одиннадцатого сентября, правда, пожертвовала 6 (шесть!) долларов. От этого мне стыдно, ибо в теории хотелось бы творить добро и незнакомым людям, поскольку своим родным - дело не хитрое, эдак каждый может! Так что есть необходимость в самоусовершенствовании, и хоть по-прежнему слишком занята собственным благоустройством, но совесть порой грызет».

По мнению Сашки, Муру денно и нощно должна была терзать совесть за то, что она пальцем о палец не ударила ради своей лучшей подруги, которая, сидя в Москве, не только сервизов и Дед Морозов себе не позволяет, но даже в парикмахерскую лишний раз сходить не решается. Хоть Мурка и упрекала ее порой за привычку перекладывать ответственность за себя на дорогих и близких, ну что ж, может, это и так, но по ее Сашкиному мнению, нет ничего в жизни более раздражающего, чем такое вот сытое самодовольство, из которого произрастают эти пустые самоукоры. И поскольку какая-то досада на Муру поселилась в последнее время в ее душе, она решила не передавать ей пьяной болтовни Вадима, тем более, что о нем вообще хотелось вспоминать как можно меньше. Она только исполнит свое обещание - познакомит его с Арноном, конечно, при условии, что и он исполнит свое, и больше она этого типа знать не желает.

В феврале Сашка поехала в Израиль. Максима в Москве держали дела, да и вообще хотелось от него отдохнуть. В Иерусалиме увиделась со всеми своими друзьями, и с Наташкой, и все ей ужасно радовались и завидовали, но она почувствовала, что если бы вернулась навсегда, бросив Максима, никто бы ей так не радовался, а наоборот, многие стали бы злорадствовать, и, несмотря на все приятные тусовки, ей стало ясно, что там идет своя жизнь, из которой она вычеркнута и возвращаться некуда. Разумеется, Саша встречалась с Арноном, и осталась под впечатлением, что если кто-то действительно может и хочет ей помочь - то это только он. Теперь она поняла, кто был залогом израильского успеха Муры. И ей было приятно, что как раз Арнон, которого Мурка так уважала и обожала, сумел оценить ее, Александру. Они провели несколько ночей в том самом тель-авивском Хилтоне, в котором Сашка выходила замуж, и это была маленькая месть Максиму, за то, что держал ее на чужбине в черном теле. А еще было совсем уже тайное желание превзойти Муру в глазах Арнона, но в этом Саша даже себе не хотела признаться, хоть и ощутила момент торжества, когда он сам сказал, что никогда и ни из-за кого так не терял голову, как из-за нее.

Прощаясь, Арнон обещал прилететь снова в Москву как можно скорее.

Но самое главное, после мамы и бабули, было повидать Оделию. И не зря Сашка не поленилась, и снова потащилась к черту на кулички, в Тверию. Потрясающая женщина! Моментально почувствовала, что происходит с Сашкой. И только посмотрела на кофейную гущу, закусила губу, взяла Сашу за руку, так крепко, что через этот контакт мгновенно потекла сильная положительная энергия, и сказала с нажимом и каким-то тайным смыслом:

–  Твоей вины в этом не будет.

–  В чем?
– обалдело спросила Сашка. Но Оделия часто выражалась туманно и ничего не объясняя. Велела только обязательно съездить в Цфат и поклониться могилам праведников. Сашка жутко боялась всяких могил, но Оделия настаивала. Александра уступила, благо могилы эти были не так уж далеко, здесь же, в Галилее, и она поняла, что это единственный шанс побороть невезение, которое явно было сглазом.

Оказалось не так уж страшно, у могил праведников ошивалось полно народу, даже не нужно было гадать, правильно ли она себя ведет: делай как остальные, и все устроится. Сашка подозревала, что окружающие женщины выпрашивали себе мужей, детей или исцеления, и поскольку у самой и здоровья и мужей хватало, а детей не надобно было, она своему праведнику подробно объяснила, что ей нужен успех в кино. И записочку под камушек тоже положила, правда на сей раз без номера мобильника.

После возвращения в Москву опять настали тоскливые будни. Арнон не давал о себе знать, и жизнь стала еще ужаснее, и деваться было некуда. Но в один прекрасный день ее мобильник зазвонил, как раз когда Сашка в тоске примеряла какой-то меховой жакетик в «Эль Тападо», уверенная, что если она его купит, то Максим ей голову открутит, и уверенный мужской голос сказал, что он от Виктора Алексеевича, которого просили познакомиться с ней, Александрой Денисовой. Сашка в первую минуту возмутилась, и спросила:

–  Кто это вас просил со мной знакомиться?

–  Не меня, а Виктора Алексеевича. От Льва. Его просил… сейчас… - голос пошуршал бумажкой -…Арнон. Правильно, есть такой? Вы Александра Денисова?

Сердце у Сашки сразу забилось, и она сказала:

–  Я! Я! Я вас плохо слышу! А где я могу встретиться с Виктором Алексеевичем?

–  Вы приглашены к нему на дачу, у него в воскресенье день рождения. Если хотите, мы вас заберем.

И Сашка, плюнув на трусливые инструкции посольского секьюрити, дала адрес и купила жакетик.