Шрифт:
– Хорошо, - сказала Мара, - я иду.
Император, скорей всего, вне доступа, а Соло на особом положении. Что же. Особое положение в плену имеет свои минусы. И весьма существенные.
У Соло.
Мара Джейд безо всякой любезности на лице смотрела на заключённого генерала. Пять минут назад он бушевал и требовал свидания с принцессой. Сейчас он утих, но на его лице было агрессивно-наглое выражение уверенного в своих правах подонка. Уверенного потому, что Лея его любит, а Лея дочь Вейдера, и будущая ученица императора, и что она, конечно же, подтвердит его желание, и его придётся выполнить, потому что, если она узнает, что он хотел придти, а его не пускали, она будет недовольна, и что вообще раз его, Хана Соло, не убили сразу, то уж теперь он точно возьмёт своё…
Она смотрела в лицо контрабандиста, и её тихо тошнило.
– Генерал Соло, - сухо сказала она, - вы являетесь военнопленным и ваше требование отвести вас в каюту к принцессе Органа неприемлемо и абсурдно. Предупреждаю, что при продолжении дебоша вам грозит карцер. И вашему лохматому другу – тоже.
Хан скрестил руки на груди и агрессивно посмотрел на неё:
– Это правда, что к принцессе приходил император?
– Не вашего ума дела.
– Я хочу увидеть Лею.
– Хотите.
– Мне дали её номер и включили связь, но я не могу…
– Дозвониться? Может, она отключила машину? Или не хочет говорить с вами?
– Это невозможно.
– Возможно – и вполне.
– Лжёте.
– Вы нарываетесь на карцер.
– Да, ваши штучки мне известны.
– А мне – ваши, - с насмешкой сказала Мара. – Что это вам так приспичило, генерал? Зудит? Четыре года не зудело – и вдруг такое…
– Послушай, конфетка…
Произошло что-то, а затем он оказался на полу, и у него безумно болела челюсть.
– Я – Джейд, лицо при исполнении, выразитель воли императора. А вы, генерал – изменник, контрабандист и военнопленный. Ещё одна конфетка – и вечный кариес вам обеспечен. А то и выпадение нескольких зубов. Куколка тоже не приветствуется, - Мара прошла через комнату и села на стул. – Милочка и лапочка, думаю, отпадают сами собой, - она усмехнулась. – Лапочки так не дерутся.
Из соседней комнаты мелькнула лохматая тень.
– Чуи, не над…
Мара вскочила со стула, а Чубакка налетел на стул. Пока он пытался остановиться, его схватили за лапу и пинком под ногу помогли упасть. А потом двинули по затылку.
Хан поморщился: стерва знала, куда бить. Удар был не сильный, но точный. Чуи обмяк.
– У вас и вашего лохматого друга, - сказала Мара, разгибаясь и отряхивая руки, - какое-то полное отсутствие сдерживающих инстинктов. Не на Звезде, чай.
– На Звезде у нас получилось, - угрюмо сказал Хан, поднимаясь и придерживая челюсть.
– Да-да, - усмехнулась Мара. – Концерт вышел знатный. Ну что, генерал, - она оглядела его с ног до головы, - перестанем валять дурака?
– Люблю людей, - ответил Хан, оглядывая её с головы до ног и задерживаясь на наиболее выдающихся частях её тела, - которые издеваются над другими, пользуясь своей полнейшей безнаказанностью.
– Вы ещё вспомните Беспин, генерал, - ухмыльнулась Мара. – И то, как вас, бедного, заставляли использовать голосовые связки.
Хан побледнел. Кем бы он ни был – он не был трусом. Нравом он обладал прямо-таки бешеным. И терпеть не мог, когда над ним издевались. Или затрагивали его гордость. А Беспин затронул её основательно.
– Ты, - сказал он, непроизвольно чуть расставив ноги и занимая наиболее устойчивую позицию, - сучка…
– Ну вот, генерал, - засмеялась Мара,- мы заговорили на общедоступном и нормальном языке. А то – конфетка… Сесть, - сказала она.
Смена интонации была столь резкой, что Хан подчинился прежде, чем подумал.
– Хочется поговорить по душам? – произнесла Мара. – Пожалуйста. Никогда не против. А принцесса Органа занята. И тревожить её не стоит.
– Занята? – Хан наклонился вперёд. От ярости у него поплыло перед глазами. – С этим старым козлом? Любитель девочек, так понимать? Сколько их у него? Не хватает? Не поделишься опытом, как это бывает – с ним?
Мара на него смотрела. Долго. Ирония постепенно проступала у неё в глазах, и те становились всё более зелёными. Потрясающий изумрудный оттенок.