Когда эшелон останавливался на какой-нибудь железнодорожной станции, вагоны обступали толпы голодных, плохо одетых людей, подчас с маленькими детьми.

Все эти недавно освобожденные люди просили хлеба. Мы раздали все, что у нас было В Молдавии нас хорошо снабдили помидорами, яблоками, грушами, виноградом. Вначале мы отдавали яблоки и виноград целыми ящиками. Но количество голодных просящих людей не уменьшалось, а наши запасы иссякали. Вынуждены были раздавать по одной груше, по одному яблоку. Раздали и все личные сухие пайки. В общем, по дороге раздали все, что было.

Проезжая по территории Белоруссии, с удивлением рассматривали целые ряды ограждений из колючей проволоки, выставленные вокруг железнодорожных мостов. Эти заграждения были сооружены немцами, боявшимися нападения партизан.

В то время еще ничего не было известно о героических защитниках Брестской крепости, но мы тем не менее, будучи в Бресте, посетили знаменитую цитадель.

На территории Польши части 5-й ударной армии находились южнее Варшавы, на известном сегодня Магнушевском плацдарме.

Бои были жестокие и упорные. Особенно напряженные сражения проходили в предместье Варшавы — Праге.

В Польше полегло 400 тысяч наших лучших воинов.

Задачи «Смерш» и военной контрразведки в принципе оставались теми же, что и в ходе боевых действий на территории Советского Союза. Так как готовилось крупное наступление, то особое внимание было обращено на сохранение в строгой тайне подготовки к этому наступлению. Особенно нас волновали возможные случаи измены. Не случайно командующий 5-й ударной армией генерал-полковник Н. Э. Берзарин лично мне поставил задачу: не допустить ни одного случая измены Родине при подготовке частей Красной Армии к наступлению на Варшавско-Берлинском направлении в январе 1945 года.

Декабрь 1944 и первую половину января 1945 года я непосредственно находился в боевых частях армии на переднем крае и организовывал работу по недопущению измены Родине. Как я указывал выше, в итоге нашей работы ни одного случая измены Родине на участке 5-й ударной армии не было, что существенно повысило внезапность нашего наступления на немцев.

Запомнилась работа по задержанию крупного военного преступника, проведенная в то время. Во время нашей работы в войсках 5-й ударной армии на Магнушевском плацдарме был установлен некий рядовой Петров — якобы радист немецкого разведоргана, действовавший в городе Херсоне. Был известен адрес дома в Херсоне, где он проживал. Для проверки того, действительно ли мы имеем дело с разыскиваемым агентом, в Херсон была послана фотография Петрова с целью его опознания хозяйкой дома, где он жил. Хозяйка его опознала. С целью недопущения его перехода к немцам он был задержан на двое суток.

Стали его допрашивать (тогда разрешалось допрашивать без возбуждения уголовного дела), и при этом выяснилось, что во время оккупации он все время был в Белоруссии. Выходит, что раз он вообще не был на Украине, то никак не мог быть в немецком разведоргане в городе Херсоне. Возникло сложное положение. Что делать? Как быть? Освобождать опасно и арестовывать нельзя.

Я решил его допросить сам. В ходе допроса неожиданно задал вопрос: не имел ли он второй фамилии? Вижу, что допрашиваемый заколебался, смутился. В конце концов он признал, что имел уличную кличку Бобок.

Товарищ, к которому я обратился с просьбой проверить это имя по розыскным книгам, перезвонил мне через несколько минут и, захлебываясь от радости, сообщил:

— Есть, есть такое имя! Есть Бобок!

Выяснилось, что Бобок проходит по розыску как человек, действительно живший в Белоруссии; где был в партизанском отряде. Из отряда он бежал к немцам, выдал им партизанские базы и людей, был принят на службу в качестве полицейского, принимал участие в расстрелах советских граждан, дослужился до должности заместителя начальника районной полиции. В ходе наступления советских войск в Белоруссии бежал вместе с немецкими войсками в район Кенигсберга.

Получив такие данные, вызываю его вновь и спрашиваю:

— Ты что ж, брат, молчишь? Был в партизанском отряде в Белоруссии, а не рассказываешь?

— Так вы ж о том не спрашиваете, — скромно отвечает тот.

В общем, дал он показания и о своих преступлениях на оккупированной территории, и о новом разведывательном задании, которое получил…

Бобок был арестован, а следовательно, были предотвращены тяжелые последствия для наших войск, к которым могли привести его шпионские действия.

Здесь я хотел бы сказать о трудностях содержания задержанных подозрительных лиц в полевых условиях. Скажем, оперработник задержал подозреваемого. Где его содержать и как охранять до отправки в тыл? Казалось бы, мелочь, а на самом деле как поступить?

Ведь камера для арестованных отсутствует, условия полевые, специально обученной охраны нет. Мы во время войны поступали так: вырывали яму глубиной три-четыре метра, на веревочной лестнице опускали подозреваемого, лестницу вытаскивали, ну а дальше — чтобы часовой сам ненароком не свалился в эту яму.