– Костя на трассе. Секретов нет, а мощность... где-то сто тридцать - сто тридцать пять. Но у Властимила все равно больше.

– Да, я уже заметил, но это не тот перевес, который нельзя компенсировать.

Чувствую, что Виталия тоже стала бить предстартовая лихорадка: голос стал глуше и завибрировал, глаза заблестели, движения стали резкими.

– Виталь, ты хорошо знаешь Бороду, - так мы называли Властимила, - расскажи мне о нем. Где его можно копануть?

Борисов нервно заходил по салону, потом уселся рядом, побарабанил пальцами по столу и начал еще более глухим, чем обычно, голосом:

– Этому парню, Леша, палец в рот не клади - откусит по локоть. На трассе ведет себя очень смело. Смело до наглости. Сила его в том, что он не похож на других демократов. Те очень быстро адаптируются, находят "свою" траекторию и утюжат ее. Обогнал, они ткнутся пару раз слева, справа - не получается, и отпустят тебя - принимают как должное. Борода действует по-другому - он прекрасный импровизатор. Садишься ему на хвост. Он тебя ведет, ведет по какой-то своей траектории. Ты только приспособился, наметил момент для обгона, а он уже совсем по-другому едет. Опять к нему пристраиваешься, готовишься, а он как чувствует - раз, и сломал твои планы. Но если ему не удается таким образом "стряхнуть" с себя противника - главный козырь он оставляет под конец. Кругов за пять до финиша он начинает усыплять твою бдительность. Приемы все известные - где чуть раньше тормозить начинает, где чуть неправильно делает заход, где траекторию чуть исказит. Но мы привыкли к тому, что ловушки готовятся на одном-двух поворотах. Увидишь такую заготовочку и держишь ее в голове, а сам свою ему готовишь, рассчитывая, что остальную трассу он "пишет" правильно. А Борода, хитрый черт, имеет, прямо скажем, компьютерную память. Он может из круга в круг "врать" совершенно одинаково во всех поворотах и причем так незначительно, что это почти незаметно. В одном из поворотов он, конечно, придуривается больше. И вот на последнем круге он начинает неумолимо от тебя уезжать. Сантиметр за сантиметром из каждого поворота он уходит все дальше и дальше. Ты ничего не понимаешь, нервничаешь, допускаешь ошибки, и на этом все кончается. Я его в свое время так и не осилил, а раскусил только потом, когда уже перестал ездить. Тогда он был еще только талантливым мальчишкой, правда, разница в машинах у нас была значительней, теперь все сблизилось - и машины, и мастерство. Леша!
– Он, видя, что я сильно задумался, толкнул меня.
– Слышишь? Тихо стало - "формулы" финишировали. Пора.

Беру шлем с перчатками и подшлемником. Выходим из автобуса. Навстречу идет Константин, а следом за ним плетется Антон. Видно, что он успел изрядно набраться. Еще издали кричит:

– Дядь гонщик, здравствуй. Какой ты красивый! Весь в фирме.

Я молчу. Константин оборачивается, смотрит на приближающегося Антона и говорит:

– Антон, как в такого тощего столько спиртного влезает? Если ты откроешь свой секрет, то, я уверен, на его принципе можно будет построить легковой автомобиль, который по вместимости станет больше автобуса.

Антон шутку не понял и обиделся, поэтому грубо, как это он умеет делать, сказал: - Мальчик Фан! Твое дело - крутить гайки, а не осуждать взрослых.

У Кости заходили желваки. Виталий быстро подошел к Антону, взял его за руку, подвел к автобусу и усадил на раскладной стул:

– Посиди, Антоша, в тени, ты малость перегрелся, и не нервируй людей перед стартом, - поколотят.

Антон покорно сел, уперся локтями в колени, взялся руками за голову, опустил ее и замер.

Алексей, пойдем, - Виталий потащил меня к машинам.
– Время. Минут пятнадцать осталось.

Мы двинулись в сторону машин, где многие уже прогревали двигатели. Последние минуты я отвлекся, и лихорадка прекратилась, зато теперь, как бы наверстывая упущенное, она взялась за меня с удесятеренной силой. Я молчал - боялся, что начну лязгать зубами. Ребята прекрасно понимали это состояние.

Костя нарушил молчание:

– В "формулах" проигрались в пух и прах. Ко мне подходил Трофимов, - это тренер сборной, - и сказал...

Костю резко перебил Виталий:

– Фан! Это ты нам потом, после гонки, расскажешь, что тебе сказал Трофимов. Прогрей лучше машину.

– Не надо, - остановил я Костю, - успеется. Пойдем послушаем Вадима. Он, как всегда, над кем-то зубоскалит.

Это был тот самый Вадик, который десять лет назад говорил, что у меня целый табун под капотом и хвост последней лошади выглядывает из выхлопной трубы. Он по-прежнему был такой же зубоскал и в предстартовые минуты становился, как правило, центром внимания всей сборной. Вадика, как и всех, жестоко трепала лихорадка, но на него она действовала по-особому: он начинал травлю анекдотов, которые знал в неограниченном количестве, или рассказывал какие-нибудь комические истории. И теперь, только что, закончив одну из них, без перерыва перешел к другой:

– А знаешь, почему Борода такой злой на меня?
– Властимил действительно всегда был подчеркнуто вежлив с Вадимом.
– Два или три года назад мы были на гонках в Чехословакии. Смотрю, перед стартом две молоденькие славяночки моют Бороде его машину, да еще с шампунем - чуть ли не вылизывают, а он королем рядом ходит. Я своим говорю - ребята, сегодня Борода не конкурент. Те насторожились. Объясняю - и одну-то бабу нельзя подпускать близко к боевой машине, а он сразу двух - не повезет ему сегодня. Держитесь от Бороды подальше. Все смеются. Борода замечает это - подходит и спрашивает: "Что смешно? Девочка смешно? Машина смешно?" Я ему: "Не, Властимил, все в порядке, я потом тебе расскажу". Он заподозрил неладное и стал приставать ко мне, но я держался крепко, так ему ничего и не сказал. Пошли на старт. И надо же такому случиться - на втором круге Борода улетает в отбойник, "под ноль" разбивает машину, сам чудом остается жив. А я, дурак, возьми, да и расскажи ему после гонки, чего мы смеялись. С тех пор он на меня и сердится, - закончил с напускной грустью Вадим.

Историю слушали уже больше из вежливости - пора было идти по машинам. И как только очередная байка закончилась, все быстро стали расходиться.

– Давай, Леша, - говорит мне Виталий, - застегивайся, зашнуровывайся и вперед.

Открываю дверь, сажусь в анатомическое кресло, шлем кладу рядом на пол (второго сиденья теперь не ставят - все облегчено до предела, даже обивки в салоне нет). Тысячи раз заводил двигатель перед стартом, и каждый раз эта процедура по-прежнему волнует меня: включаю "массу"... тумблер зажигания - оживают приборы, застрекотал и замолк топливный электронасос, указательный палец левой руки кладу на большую красную кнопку пуска, нажимаю, клацает втягивающее реле, взвизгивает стартер, и мотор, чихнув пару раз и что-то пробубнив, вдруг просыпается. Пока он прогревается, Костя стоит рядом с машиной, слушает и смотрит через открытую дверцу на приборы. Даю перегазовку - быстро нажимаю и отпускаю педаль газа - мотор мгновенно отзывается, взрываясь оборотами, от его звука щекочет в ушах и отдается где-то в животе. Даю перегазовку еще и еще раз. Доволен - голос у двигателя чистый и звонкий. Костя показывает большой палец и отходит от машины, хлопая дверцей. Я понимаю его - хочет проверить работу рации. Быстро надеваю подшлемник - шерстяной чулок тонкой вязки с окнами для глаз - надеваю шлем, подключаю его к бортовой радиостанции и слышу Костин голос: "Раз, два, три... проверка... раз, два, три..." Отвечаю, глядя через лобовое стекло на него, уже обвешанного секундомерами, в наушниках: "Нормально, Фан. Я готов".