Чудом заметил клетчатый флаг, которым энергично размахивал судья, стараясь привлечь мое внимание. Сбросил скорость, заехал в зону технического осмотра. Заглушил двигатель, отстегнул ремни и, не снимая шлема, на ватных, еле гнущихся ногах пошел к хронометристам.

Две девушки в майках и джинсах сидели за столиком у трассы в районе старта-финиша, заполняя ведомость.

– Какое у меня время?
– спросил я одну из них. Даже не поинтересовавшись стартовым номером, что меня удивило, ответила:

– Две, тридцать пять и шесть.

– А лучшее?

Теперь ответила другая:

– Две, ноль одна и три - у Борисова.

У меня внутри все похолодело и неприятно засосало под ложечкой. Проиграть тридцать пять секунд на одном круге! Но ведь быстрее ехать было просто невозможно! Хронометристы ошиблись. Я не мог показать такое плохое время!

Не успел подойти к машине, как мне кто-то положил сзади руку на плечо и остановил. Оборачиваюсь - Виталий. Поразили его холодный сверлящий взгляд и бледность лица. Он взял меня за пояс комбинезона, отвел чуть в сторону и, чеканя каждое слово, начал:

– Я же тебе, парень, еще в Москве говорил - если нет мази в голове, незачем садиться за руль. Ты что здесь клоунаду устраиваешь? Если тебе не жалко собственной дурьей башки, то пожалей машину - ты не один ее делал. Что, родео насмотрелся или острых ощущений захотелось? Снимай штаны и прыгни голой задницей в крапиву - безопасно и ощущения получишь. Проваливай в гостиницу! Машину не трогай и не подходи к ней.

Он развернул меня и подтолкнул к выходу. По комку, подступившему к горлу, я понял, что еще немного, и у меня появятся слезы. Быстро пошел, а потом побежал что было силы к гостинице. Влетел в номер и остановился на середине комнаты. В ней, слава Богу, было пусто. Стыд, горечь обиды и публичного унижения душили меня. Захлестывала досада на собственную беспомощность и бездарность. Я ходил из угла в угол, пинал ногами попадающиеся на пути вещи и никак не мог успокоиться.

Разделся, залез под душ, включил ледяную воду, потом почти кипяток, опять ледяную... Вышел из ванной, сильно растерся полотенцем, обмотал его вокруг талии и сел спиной к окну.

Вроде бы стало чуть полегче, но теперь появился страх, что придет Антон - мы жили в одном номере - и будет в своей манере комментировать мои выкрутасы.

Прошел час - никто не появился. Где-то в соседних номерах шумели, галдели, а к нам даже никто не заглядывал, хотя дверь была не заперта. Я оделся, лег на кровать и ни о чем не думал. Просто непрерывно повторял про себя слова и представлял сказанное: зеленая листва, голубое небо, лазурное море, ослепительно яркое солнце, зеленая листва, голубое небо... Вспомнилась сегодняшняя утренняя остановка в лесу, и тут же все пережитое приобрело другой смысл - до смеха комический. Я отчетливо увидел всю трассу с высоты птичьего полета, залитую ярким солнечным светом, и себя - бледного, с широко открытыми, как говорит Антон, шестиквадратными глазами. Я лихорадочно вращаю из стороны в сторону руль, а автомобиль при этом выделывает невообразимые пируэты, бросаясь от одного отбойника к другому. И выглядит все это очень забавно.

– Интересно!
– вдруг услышал я голос Виталия. Он совсем незаметно вошел в комнату и стоял рядом.
– Я думал, он в подушку ревет. Ну в крайнем случае - по стенам ходит. А он лежит себе и улыбается! Собирайся, - он бросил мне со стула одежду, - пойдем погуляем, а то солнце скоро сядет.

Я стал молча одеваться, а Виталий сел и в упор разглядывал меня. Так же молча мы вышли из номера, и тут, закрывая дверь, я увидел на ней большой лист белой оберточной бумаги, на котором было написано крупными буквами и подчеркнуто: "Не входить, не стучать!!!" Чуть ниже, так же крупно, подпись: "В. Борисов". Виталий сорвал свою записку, открывающую секрет моего одиночества.

– Это чтобы ты мог подумать. В гонках хорошо думать лучше, чем быстро ездить, но без головы.

Мы пошли на трассу. По пути Виталий первый нарушил молчание:

– Я тут после твоего сказочного заезда несколько погорячился. Но, честно говоря, давно такой злости не испытывал. Вначале думал - приедешь живым - изобью. Кулаки и во время разговора чесались. Действительно, смотрел на твои фокусы и, наверное, в это время пар от меня шел...
– он замолчал, потом махнул рукой.
– А, ладно, кто старое помянет...

Мы подошли к старту. Виталий достал исписанный лист бумаги, где была нарисована схема трассы.

– Вот отсюда, - он показал на линию старта, - и начнем твой ликбез. Держи схему. Сейчас мы пройдем всю трассу ножками, здесь ровно семь тысяч шагов, я покажу тебе с точностью до сантиметра, где входить в поворот, где после этого ехать и где выходить. Номера передач, моменты переключения и обороты двигателя указаны на схеме. Ясно? А теперь пошли.

Поначалу он меня спрашивал, как я ехал и что делал, чтобы объяснить ошибки, но потом, выяснив, что я ничего не помню, только головой покачал и стал все подробно рассказывать.

Часа два у нас ушло на обход. Уже у гостиницы он сказал:

– Завтра нам будет некогда разговаривать. Ты должен твердо уяснить, что от тебя требуется сделать все, как в школе, и никаких экспромтов. Забот тебе и без них хватит по горло. Значит, так, - он стал загибать пальцы, - вовремя переключаться, не перекрутить двигатель, спокойно тормозить, правильно прописывать траектории и никому не мешать. Запомнил?
– Я кивнул головой, а Виталий продолжил: - В таком режиме тебе надо будет продержаться полгонки, может, чуть меньше - кругов семь-восемь. Если все будет нормально, то к этому времени я обгоню тебя на круг, а ты уже должен почувствовать дорогу и машину, иначе грош тебе цена. Так вот, через круг, если у меня на хвосте никто сидеть не будет, я приторможу, и тут ты не зевай - держись за меня, сколько сможешь. Я постараюсь тебя не очень мордовать. Ну, все. Давай, иди спи. Утро вечера мудреней - завтра разберемся.
– Пожали мы друг другу руки и расстались.