Был полдень. Альберт сидел за столиком в "Южном". Перед ним стояла чашка кофе, в пальцах Альберт держал косяк с анашой.

Он мог спокойно курить марихуану в общественном месте - законы писаны не для всех.

Несколько лет назад анаша была для Альберта всем. Тогда он

только что освободился из лагеря, и водка не помогала забыться, уйти

из мира по-настоящему. Только косяк выручал...

Альберт уже начал дремать, когда услышал лязгание замка. Тяжёлые гулкие шаги охранника по коридору не будили его, но вот к скрежету замка Альберт привыкнуть не мог.

Он увидел двух конвоиров и с ними Карташова - здоровенного мужика с постоянно слезящимися глазами.

Такой визит в двенадцать ночи ничего хорошего означать не

мог. Про Карташова знали, что он начисто игнорировал общество женщин, а вот к мужчинам был неравнодушен. К нему в кабинет конвойные то и дело водили кого-нибудь. Карташов предпочитал молодых и женоподобных. Хотя для разнообразия мог побаловаться мужиком постарше, помужественнее.

Начальник тюрьмы никогда не прибегал к открытому насилию. Просто обьяснял очередной жертве, что выбора по сути нет. Выбор - это пуля конвойного в спину с последующей записью: "Убит при попытке к бегству".

Полгода назад один попытался проявить непослушание.

Карташов лично пропорол ему ломом живот и дал чёткое, внятное указание: не зашивать. Окровавленного зека отвели в камеру, где тот и скончался через несколько дней.

Сейчас Карташов зашёл внутрь, оглядел всех. Увидев Альберта, мягко прищурился. Кивнул конвойным. Те подошли к Альберту.

– Давай, встал!

Альберт поднимался, чувствуя, как у него холодеют все

внутренности.

Когда его вели по длинному и пустому коридору, очень хотелось разбежаться и что есть силы броситься лбом на твёрдую гладкую стену. Ноги начинали неметь, спина вспотела.

Альберта привели в кабинет Карташова. Здесь он увидел

большой удобный диван рядом со столом. Конвойные ушли.

– Давай, - сказал начальник, - раздевайся. Сделаем всё быстро, и пойдёшь спать.
– Он снял с себя мундир.
– А то я уснуть не могу - переработался сегодня.

Альберт не шевелился. Карташов тоже застыл.

– Эй, товарищ!
– крикнул он.
– Уснул что ли? Два раза тебя приглашать? По-быстрому давай. По-солдатски. В армии, что ли, не был?

Прошло с полминуты, и, поскольку Альберт не двигался и не

отвечал, то начальник шагнул к нему и дал сильно под дых.

– Глухонемых я не люблю, - сказал Карташов.
– Глухонемые у меня в карцере отдыхают.

Альберт, согнувшись, лежал на полу. Он задыхался. Карташов обошёл его сзади и со всей дури засветил пяткой своего кованого сапога между лопаток.

Сознание у Альберта погасло. Всё пропало, ушло в кроваво-

красный туман. Когда очухался, то увидел перед собою лицо

Карташова.

– Ладно, друг, - сказал он.
– Выбирай быстро: либо делаешь, что я хочу, либо сдыхаешь. Либо то, либо это.

Альберт приподнял голову. Изо рта у него потекла кровь.

– Всё ясно, - сказал Карташов, нахмурившись.
– Видно ты

дурак. Другие будут умнее.

Он нажал кнопку, и в кабинет вошли двое конвоиров.

– Во двор его, - сказал Карташов.

Конвойные вытащили спотыкающегося, бледного, с

окровавленными губами зека и поволкли его из здания в тюремный двор. Сзади шёл Карташов.

– Здесь ты сдохнешь, - сказал он.

Конвойные воткнули в землю четыре столбика - на должном расстоянии один от другого. Альберта, пихнув на землю, приковали к каждому столбику за руки и ноги.

– Запомни, - сказал Карташов, наклонившись.
– Запомни на всю жизнь - на столько часов, сколько тебе останется. Запомни: здесь один пахан - я. Других нету.

Он развернулся и ушёл. Ушли и конвойные.

Альберт лежал очень долго. Дикий холод. Спина отмёрзла, пропало ощущение времени. Утром Альберт увидел зеков - они ходили вокруг него, словно какая-то странная безостановочная карусель, но всё это было уже неясным, нечётким; оно гасло и появлялось опять...

Очнулся Альберт в грязной палате. Он начал восстанавливать в памяти случившиеся с ним события и постепенно дошёл до осознания факта, что Карташов помиловал его, сохранил жизнь...

Почему? Видимо, Карташову так захотелось. Просто захотелось, и всё.