Оля дошла до своего дома, не оглядываясь, но чувствуя, что Альберт наблюдает за ней. Очевидно, тот хотел проследить - в какой именно подъезд девушка войдёт.

Всё это случилось вчера. А сегодня Вася сидел на тумбочке, и смотрел на Олю, ожидая ответа. Оле меньше всего хотелось бы объясняться. Тем более с Васей.

– Это мой знакомый, - произнесла Оля важно и отвернулась. Краем глаза она наблюдала за хахалем. Мысль, что Вася ревнует, приятно ласкала и грела её.

А Вася почернел. Собственно, это можно было предугадать. Оля таким его уже видела.

– Зарежу, - сказал Вася тихо.
– Одним ударом зарежу.

– Сумасшедший совсем!
– Оля обернулась и с ненастогящим, деланным испугом посмотрела на него. Она чувствовала себя сейчас героиней романа. Какого-нибудь старого классического писателя. Девятнадцатого века.

Ресторан "Южный" был местом, где собирались люди из группировки Седого. Заглядывал сюда и Альберт со своими ребятами. Альберт покровительствовал Седому, хотя тот был вором в законе, а Альберт не был. Точнее, Альберт и Седой покровительствовали друг другу. Седой пользовался серьёзным уважением в бандитском мире не только Нальчика и окрестностей, а у Альберта были свои карманные люди среди представителей власти любого уровня, в том числе в милиции, в прокуратуре и в суде. Альберт был нужен Седому, а Седой Альберту.

Здесь, в "Южном" иногда случались шумные вечера. Седой и Альберт не участвовали. Всё происходило без них. Стоило одному подогретому джигиту задеть словом другого, и ссора вспыхивала тут же. От высказываний быстро переходили к делу. Тогда здесь летали ножи, стулья, гремели выстрелы. Иногда на полу оставалось лежать несколько трупов. Милиция, дежурившая у входа в ресторан, не вмешивалась. Только если действительно убивали кого-нибудь, то уже спустя пару часов, с нарочным опозданием, приезжала опергруппа. Эксперты осматривали труп (или же трупы), оперативники опрашивали немногочисленных свидетелей и составляли никому не нужный протокол. Дело потом парилось несколько месяцев на столе у какого-нибудь следователя и, отлежав срок, списывалось в архив, как нераскрытое. Но убийства в "Южном" случались редко. Да и столы тут летали не каждый вечер.

Альберт здесь бывал если и не каждый день, то довольно часто - три-четыре раза в неделю. Ему особо не нравился мордобой, хотя при необходимости он мог съездить по чьей нибудь физиономии. Но обычно, если драка вспыхивала в его присутствии, он разнимал и быстро гасил конфликт. Альберт ходил в ресторан не драться. Он любил выпить, станцевать что-нибудь под зажигательную горскую мелодию и, хотя не был чревоугодником, получал удовольствие от хорошего сытного обеда из кавказских блюд, заряженного русской водкой и грузинским сухим вином.

Однако сегодня ему было не до обеда и не до выпивки. Альберт сейчас пил только минеральную воду. Была назначена стрелка, и предстоял серьёзный базар. Здесь уже находилось несколько человек из группировок Альберта и Седого. Вместе с ними сидел Дима Григорьев - опер из уголовки. Дима был "карманным стволом" Альберта - выполнял для хозяина грязную работу. Он хорошо стрелял и умел поработать кулаками. Если нужно было от кого-нибудь технично избавиться, Дима никогда не отказывался. Он всё делал художественно и аккуратно, а после также аккуратно заметал следы. Здесь, в "Южном", на посиделках, Дима знал своё место. Он никогда не начинал говорить первым - больше молчал и больше слушал.

Седой только что появился. Он присел важно и достал из кармана золотую зажигалку, украшенную бриллиантами. Закурил, сверкнув швейцарскими часами на запястье. Бросил пачку на стол. Затянулся. Весь его вид говорил, что Cедой приготовился слушать.

Это был крепко сложенный, плотный мужик, лет сорока пяти, действительно седой, с сухим, неприятным лицом. Седой никогда не улыбался. Может, и улыбался когда-нибудь, но никто этого не помнил. Седой был настоящим, классическим, вором в законе. Он не служил в армии, и большую часть своей нелёгкой жизни провел на "зоне". Седой знал отлично воровские законы и никогда не отказывался выступить третейским судьей, если только возникала надобность. Он очень ценил то положение, какого добился в воровской среде и считал, что "жизнь удалась". Хотя именно жизнь, сама жизнь в уголовном мире - она ценится до невозможного мало, и блатные редко заканчивают её у себя дома, в постели. Времена менялись, и Седой видел, что его власть уходит от него постепенно. Уходит к таким, как Альберт - к тем, у кого есть деньги, кто связан с сильными мира сего, с государством, которое, в сущности, является продолжением, верхним этажом воровского мира. Всё менялось, и сам Седой хоть и брезговал общаться с "погаными ментами", навроде Димы Григорьева и не имел с ними принципиально никаких дел, но всё-таки терпел их общество, терпел, понимая, что ещё лет пятнадцать назад терпеть бы не стал.

Поводом для сегодняшнего собрания стало неприятное для всех происшествие: вчера вечером, в центре города, в кафе "Арагви", завалили Гасана Тешева - лидера дружественной Альберту группировки. Четыре пули Гасану в живот сделал Валера Саркисян - один из лидеров местных карабахских армян. Валера сам был из Карабаха и дёрнул оттуда, как только запахло палёным, дёрнул, не дожидаясь больших и серьёзных событий. Количество беженцев из Карабаха со временем увеличилось. В городе уже открылось несколько армянских магазинчиков и кафешек, а сам Валера держал шесть торговых лотков. Что случилось в "Арагви", и почему Валера застрелил Гасана, было пока не ясно, но дело могло выйти в жуткую кровавую череду взаимных вендет. Ни Альберт, ни Седой не были заинтересованы в таком повороте. Поэтому они и собрались сегодня здесь, в "Южном".

– Я говорил а Асланом, - начал Альберт. Аслан - это был родной брат Гасана.
– Он сказал, что будет мочить всех армян и Валеру первого.

– С Валерой говорил?
– спросил Седой.

– Нет, не успел. Я с ним поговорю.

– А, может, нам самим тихо замочить Валеру?
– предложил Вова - крепыш с угрюмой кабаньей мордой, правая рука Седого.

– Рано, - сказал Седой.
– Подождём.

– Я думаю, его замочить надо будет. В любом случае.
– Это сказал Альберт.
– Если начнётся че-то серьёзное, мы так и так подпишемся за Аслана.