— Помогу всем, что только в моих силах!

— Скажи, Энн, раньше. в средние века. бывало так, что цари приравнивались к святым?

— Очень часто! Цари или короли, они считали себя людьми, стоящими ближе всего к богу. Египет самое лучшее тому подтверждение.

— И в каких странах это происходило? Только в Египте?

— Да практически во всех. А почему ты спрашиваешь Джеймс?

— Ещё один вопрос, Энн, — чуть помедлив и думая о чём — то своём, Боуд задал этот вопрос: — а могло произойти, например, такое: некий царь возвеличивает себя настолько, что не только приравнивает себя к святым, но и ставит себя гораздо выше.

— И такие случаи были, — профессор Коэл кивнула, не в силах скрыть удивления. Вопросы Боуда отдавали глубоким знанием истории, что у него никогда прежде не замечалось. — Я могу привести пример.

— Россию? — Боуд вопросительно посмотрел на профессора Коэл. Та разинула рот и тут же закрыла его. — Как ты догадался?

— Я могу и продолжить, Энн. Речь ведь идёт об Иоанне Грозном? Не так ли?

— Так! — подтвердила профессор Коэл и не удержалась от удивлённого замечания в адрес Боуда. — Вот уж не думала, что ты интересуешься такими вещами. Где ты это вычитал?

Боуд поднял на неё непонятный взгляд и негромко ответил:

— В зале «святых». В Кремле.

— Я не понимаю тебя, — профессор Коэл действительно не понимала Боуда.

— Расскажи лучше об этом царе, — попросил Боуд, вновь игнорируя её вопрос.

— А что рассказывать? — профессор Коэл пожала плечами. — Иоанн Грозный, одна из самых таинственных личностей в истории. Многие считают его тираном. Он, действительно, был жестоким человеком. Однако современники не могут точно ответить на вопрос обо всех его деяниях. А ведь он сделал немало для своей страны. Сам Иоанн Грозный часто повторял: «Я зол лишь со злыми!» Царь был очень набожен и всячески искоренял малейший намёк на ересь. С ним связано очень много различных мифов. Есть даже один, связанный с его рождением. Сохранились письмена, в которых описывается его рождения таким образом: «Всю ночь грохотал гром, и сверкали молнии. И родился младенец, которого нарекли Иоанном и дали прозвище «Грозный». В данном случае — продолжала рассказывать профессор Коэл, — мне кажется, этот миф соответствует действительности.

— А изображение Иоанна Грозного сохранилось? — снова задал вопрос Боуд.

— Конечно, и немало, — ответила профессор Коэл, — правда рисунки, дошедшие до нашего времени, весьма противоречиво изображают Иоанна Грозного. А нередко, — добавила профессор Коэл, — они показывают совершенного другого человека. Есть не менее пяти образов, который приписывается Иоанну Грозному. Какой из них настоящий, не знает никто. Это остаётся загадкой.

— Может, стоит помочь историкам разобраться с истинной внешностью Иоанна Грозного?

— Ты смеёшься, Джеймс?

— Даже не думаю, Энн, — Боуд выбрал из фотографий, лежавшим перед ним, одну и положил её перед профессором Коэл, — сравни её с изображениями Иоанна Грозного и ты поймешь, где настоящий.

Профессор непонимающе посмотрела на Боуда. Она взяла фотографию, на которой была изображена мозаика. Вернее, расплывчатое лицо из мозаики.

— Я не понимаю, — профессор Коэл беспомощно посмотрела на Боуда. Тот усмехнулся.

— Конечно, не понимаешь, Энн, иначе не стала бы меня отговаривать. Правда в том, что на полу в виде мозаики изображено… лицо Иоанна Грозного.

Профессор Коэл была совершенно растеряна. В который раз Боуд потрясал и ошеломлял неординарностью своего мышления. Спустя час после того как она покинула кабинет Боуд, профессор Коэл снова вошла туда. Она держала в руках листок, который сразу положила на стол пред Боудом.

— Совпадение 87 %! Это просто не поддаётся никакому объяснению!

— Так это и есть Иоанн Грозный! — Боуд смотрел на фотографию высокого мужчины лет пятидесяти, могучего телосложения. У него было серьёзное лицо, которое обрамляла борода. Он был одет в шубу и шапку с крестом. В руках Иоанн Грозный держал скипетр.

— Как ты догадался, Джеймс? Я никак не могу понять. Объясни, пожалуйста.

— Логика, Энн, — Боуд оторвался от созерцания фотографии и снова откинулся на спинку кресла и завертел ручку. — Когда я был в зале, то заметил престранную вещь. Вначале, как ты помнишь, я увидел странный свет, исходящий от этого лица. Это меня заинтересовало. Я начал пристальней вглядываться в мозаику и увидел нечто очень странное. Вначале, — продолжал рассказывать Боуд, интригуя профессора Коэл, всё больше и больше, — я заметил, что лицо как бы повёрнуто в сторону от меня. Однако через несколько минут я заметил, что лицо смотрит прямо на меня. А ведь я стоял на том же месте. Я отошёл в дальний угол и начал присматриваться к лицу. Я смотрел несколько минут, когда увидел направленный на меня взгляд. Тогда я стал передвигаться от одной ниши к другой. И где бы я ни стоял, я видел направленный на себя взгляд. Получалась странная штука, — продолжал негромко рассказывать Боуд, — вернее, напрашивался необычный вывод. Все святые, которых расположили в этой комнате, смотрели только в одно место. на лицо, изображённое в полу. Я сразу подумал об Иоанне Грозном. Это лицо могло принадлежать только ему. На кого ещё могли направить взгляды всех святых?

— Потрясающе, Джеймс! — профессор Коэл даже не пыталась скрыть восхищения в голосе. Простые и ясные объяснения Боуда приводили её в восторг. Ей, ко всему прочему, очень нравилось его слушать.

— Здесь у меня возник очень непростой вопрос, — продолжал задумчиво рассказывать Боуд, — почему? По какой причине, взгляды святых направили на лицо Иоанна Грозного? Какую цель преследовал сам царь, устраивая этот зал подобным образом? Что скрыто за всем этим? У нас нет ликов святых, чтобы понять этот загадочный обряд. Они могли бы ответить на этот вопрос. Но, к сожалению, — Боуд развёл руками, — здесь мы встаём перед глухой стеной. Это первая загадка, Энн.