Хлумиз помолчал, морща лоб.

– Вселенная, но ведь никаких стран нет, а хорошо везде и всегда...
– изрек он наконец.

– Везде и всегда, - повторил Кей.
– Везде и всегда,

Куда ни пойдешь,

Есть хлеб и вода,

Есть правда и ложь...

– Нет никакой правды и никакой лжи!
– возмутился Хлумиз.
– И хлеба нет, и воды. И тебя нет.

– А вы - есть?

– Не знаю... Вселенная, я не хочу загадок! Я хочу иллюзии того напитка, что успокаивает нервы и веселит разум! Я заслужил, я столько страдал...

Кей рассмеялся, скользнул взглядом по обочине дороги и вдруг увидел бутылку. Она стояла на виду, ни от кого не скрываясь, и явно не имела хозяина. Поэт осторожно приблизился огляделся. Никого. Он поднял ее: солтвейн.

– Профессор, смотрите!

– Это не совсем то, что я хотел!
– надул губы Хлумиз, однако шустро доковылял до Кея, отнял сосуд и мгновенно открыл.

Римти опять огляделся, стараясь быть внимательнее. Кто оставил бутылку? Зачем? Никаких следов, да и откуда им взяться - кроме проехавшего вчера отряда эльфов здесь просто некому было ходить. Дорога вела только в Викенну, крестьянам в герцогский лес вход запрещен.

– Благодарю тебя, Вселенная!
– отдувался Хлумиз, вливший в себя уже половину содержимого бутылки.
– Но я так страдал... Скоро ли я окажусь дома?

– Предстоит пройти еще столько же, профессор.

Кей тоже не отказался бы смочить горло, но отнять бутылку у старика - все равно, что конфету у ребенка. В лесу затрещали ветки. Поэт оглянулся, ожидая увидеть отошедшего по нужде хозяина солтвейна, но это оказался олень. Без всякого выражения посмотрев на людей, животное прыгнуло в сторону и сразу исчезло за деревьями.

Природа успокаивает душу,

И поселяет в сердце мне покой.

Его, пожалуй, больше не нарушу,

И в страны страсти не ступлю ногой.

Способность слагать отвратительные стихи полностью вернулась к поэту. Это было приятно: без своего единственного таланта Кей немного скучал.

– Идемте, профессор! Нам надо добраться хотя бы до предместий прежде, чем стемнеет! А пешком передвигаться не то, что в карете, еще шагать и шагать.

– Шагать и шагать...
– вздохнул Хлумиз.
– Вселенная, но зачем?

Хоть и не понимая смысла этого занятия, профессор все же тронулся с места. Путники дошли до последних деревьев, впереди раскинулись грязные поля, натянутые на холмы. Дорога вилась между ними, упорно приближаясь к Ульшану. Самого города еще не было видно, но направление можно было угадать безошибочно. Из-за холмов поднимались к небу множество черных столбов - погода стояла безветренная.

– Ульшан горит, - сообщил Кей, хотя Хлумиз и сам мог все видеть.
– Я немного опасаюсь за ваш дом, профессор, но, скорее всего, это пожары в южных кварталах. Наверное, там было очень весело минувшей ночью.

Хлумиз, без особого интереса разглядывавший открывшийся вид, опять приложился к бутылке и влил в себя остатки солтвейна. Потом вытер губы и вручил пустую посудину Кею.

– Вы слышите, что я говорю? Возможно, ваш дом сгорел.

– Вот как?
– профессор пошел по дороге, равномерно постукивая тяжелой тростью.
– Нет, не сгорел. Иллюзии не горят.