Медленно опускаясь, Олаф ощупывал руками глинистую стену, укрепленный стрекозами крутой берег Хлои. Нет, смертоносцы не смогут здесь спуститься. Внизу, у входов, есть маленькие балкончики, чтобы стрекозы могли садиться. Но прыжок тяжелого паука скорее всего просто разрушит их... Воздушный шар недостаточно управляем, чтобы его можно было быстро подвести вплотную к городу.

Веревка тихо шуршала, скользя по ветке одинокого дерева. Летучек Олаф не боялся, они не летают в темноте, врага встретят уже внутри, выставив мощные, способные сразу откусить голову человеку, челюсти. Да и вряд ли они выделят этот звук среди ночных шорохов, звуков чьей-то охоты, доносившейся от воды. Люди, вот кто должен караулить на балкончиках, вглядываться в темноту с луком наготове.

Но балкончики были пусты, Олаф мог их различить даже сверху. Иначе не было бы смысла и спускаться... Он выждал еще немного и согнул руку. Спуск мгновенно остановился, Люсьен не подвел. Удовлетворившись проверкой, сотник знаком приказал опустить себя еще немного и оказался над самым входом. Оттуда веяло теплым ветром.

Олаф вспомнил, что стрекозы постоянно проветривают помещения с помощью своих крыльев. Наверное, яйцам и личинкам вредно излишнее тепло... Выставив перед собой клинок, сотник изогнулся и осторожно приблизил лицо к чернеющему отверстию. Оттуда доносился тихий ровный шорох, где-то глубоко стрекотали крылья. Олаф недовольно прикусил губу - он ничего не мог разглядеть. Стоит ли рисковать дальше?

Из норы послышался слабый голос. Сотник отшатнулся, понимая, что его можно легко заметить в свете звезд. Прислушался, пытаясь разобрать слова. Кажется, говорили мужчина и женщина. Может быть, это камера с молодыми человеческими самками? Воинам разрешалось бывать там в любое время. Все стихло.

– Ой, как здесь хорошо!
– женский голос раздался совсем рядом, громкий и чистый. Олаф дернулся от неожиданности едва не выронил меч.
– Прохладно. Почему нельзя спать здесь?

– Чтобы не свалиться во сне, - хрипло ответил мужчина.
– Пойдем же.

– Подожди, дай мне хотя бы проснуться. Почему ты так поздно пришел?

– Чинил сетку, мне завтра в патруль.

– Но ведь темно!

– Нам можно зажигать огонь, во внутренних камерах. Оружие и снасть должны быть всегда в порядке... Пойдем, а то я выспаться не успею.

Они замолчали. Олаф быстро прикинул шансы заполучить пленника. Женщина не нужна, а вот воин, летающий в патрули, наверняка много знает о повадках стрекоз. Барук, которого сотнику удалось отбить у летучек прежде, был немного не в себе, а еще утверждал, что насекомые все решают сами. Был бы хороший повод проверить его слова... Чивиец осторожно начал переворачиваться вниз головой. Женщину надо убить с первого удара, чтобы не кричала, падая вниз, обратным движением ударить мужчину по голове рукоятью...

– Все, хватит ждать, ты сейчас опять уснешь!
– громко возмутился воин и, видимо, потащил свою подругу прочь.

Послышалась возня.

– Пусти!
– вырывалась женщина.
– Давай поговорим, Грэг!

– О чем?

– Ну... Вчера вот ко мне приходил Милаш, и он...

– Я не хочу слышать о тех, кто к тебе вчера приходил!
– опять возмутился Грэг.
– Я ему уши обрежу, рыжему жуку! Пойдем!

– Что это ты так злишься? Ко мне многие ходят, я красивая. Скоро опять забеременею, будет скучно...

Судя по звукам, воин заехал женщине в ухо, она заскулила, и звук затихал по мере того, как Грэг оттаскивал ее куда-то вглубь коридора. Олаф сердито сплюнул в темноту, потом жестом приказал опустить себя ниже. Оказавшись на карнизе, он быстро шагнул внутрь и прижался к стене. Интересно, умеют ли стрекозы отличать своих людей от чужаков? Внешне, или, скорее, по запаху...

Далеко в стороне сонно заругалась какая-то женщина, другая, на нее прикрикнул Грэг. Да, это место, где живут молодые самки. Олаф попробовал припомнить планировку города, но выходило, что здесь, у крайнего входа, он прежде не бывал. Значит, молодых самок перевели сюда... Или поселили новых. Стрекозам надо много людей-воинов, а размножаются двуногие куда медленнее летучек.

Не зная, зачем, сотник сделал несколько шагов в темноту, подтягивая за собой веревку. Прислушался. Далекое пыхтение, стрекот крыльев... Шорохи. Нет, нельзя идти дальше. Вряд ли стрекозы хорошо видят в темноте, но достаточно просто наткнуться на летучку, чтобы остаться без руки от взмаха ее крыльев. И тут кто-то тихо застонал, совсем рядом.

Олаф стремительно присел. Еще шаг, и он наступил бы на этого человека. Кто-то, кажется, женщина, заворочался у стены, икнул, и сотник уверился, что голова находится совсем рядом с его правой ступней. Он провел пальцами по сапогу и почувствовал волосы. Если не глядя ударить тяжелой рукоятью, можно сразу убить, или покалечить, не оглушив. Поколебавшись, воин сунул клинок в кожаные ножны и, набрав побольше воздуха, протянул вперед руки.

Спящая опять застонала, когда пальцы сотника осторожно прикоснулись к ее лицу. Олаф ощутил приоткрытые губы и тут же навалился всем телом, затыкая женщине нос и рот. Она сильно забилась, но чивиец придавил ее коленями, услышал, как похрустывают ребра. Все получилось почти беззвучно, спустя минуту жертва затихла.

Сотник освободил пленнице нос, убрал колено с груди, снова чуть надавил. Женщина судорожно, с хрипом вздохнула, и Олаф тут же, не теряя времени, потащил ее в выходу. Прежде чем повиснуть на веревке, он выставил наружу две прямые руки и Люсьен потянул, вытравливая слабину. Опять схватив пленную, чивиец зажал ей рот.