Старший сержант стиснул зубы.

– А теперь, товарищи военнослужащие, займите свободные места по полной программе.

Комбат слыл большим юмористом, но никто не хотел становиться объектом его шуточек.

Пацаны оторопели.

– Быстрее! Снимаем штаны и размещаемся на гнездах!

Первым рванулся исполнять приказание Деев. Он быстрее солдат занял позицию рядом со своим дневальным и преданно уставился на Стойлохрякова.

Резинкин переглянулся с Гришей. В глазах было одно: «Залетели».

– Товарищ подполковник, – начал нудить Батраков, пытаясь выкрутиться.

– Не мычи, теленок, у меня сиськи нету. Снимай штаны и в позицию.

– Может...

– Отставить, вон смотри, сержант уже разместился.

Резинкин вместе с Заботой, скривив рты, нехотя сняли штаны и сели. Батраков повернулся к предназначенному ему очку.

– Ритм одна секунда, – скомандовал он, и Забота тут же начал хлопать в ладоши. Резинкин, желая избежать возможного базара посреди ночи, стал поддерживать сослуживца.

Встав сперва по стойке «смирно», через три такта Батраков двинулся к очку. Он старался выполнять все движения четко под счет. Сержант с отмашкой рук поднял согнутую в колене ногу над первой ступенькой и резко поставил ее на дешевенькую коричневого цвета плитку с такой силой, что она треснула.

Стоя на узкой полоске перед дырой, Батраков замер на мгновение, затем подпрыгнул, прокрутился в воздухе вокруг своей оси, приземлился уже над очком с расставленными ногами, тут же спустил штаны, тряхнув хозяйством перед комбатом, и присел.

– Ритм убрать, – приказал Батраков и с наполненным служебным рвением лицом повернул голову вправо, выполнив команду «равняйсь!», затем стал вновь смотреть перед собой в бесконечность.

– Так и быть, – ласково произнес комбат, – добавлю пять дней к отпуску, люблю шутку. И пятнадцать к сроку службы, строевая хромает.

Батракову стало намного хуже, чем остальным. Деев – так тот просто улыбался.

– Ну вот, теперь вы все засранцы и все равны друг перед другом и передо мной, – комбат стал медленно прохаживаться туда-сюда перед солдатами.

В туалет заглянул Кикимор. Узрев посиделки, он вначале, ничего не подозревая, отправился к свободному пункту приема отходов как раз напротив двери.

Увидев комбата, идущего к нему навстречу вдоль рядка очкистов и продолжающего читать мораль, Кикимор замялся. Вряд ли до него дошел смысл слов, ему было достаточно того, что он наблюдал. Дембель посмотрел на Батракова и по его лицу понял, что Стойлохряков здесь не для того, чтобы помочь им произвести необходимую организму гигиеническую манипуляцию с использованием, как это обычно в армии, листика из устава.

Лицо Кикимора на мгновение сковала судорога, после чего он, в три погибели согнувшись, вылетел прочь в коридор. Его ржание раздавалось уже где-то далеко. Резинкин был уверен, что все они станут героями анекдотов.

– Мне стало известно, что к нам едет ревизор. Вряд ли вы знакомы с классикой...

– Это Гоголь, – подал голос Заботин, успевший закончить десять классов в своем родном Свердловске.

– Не Гоголь, а комиссия. Из округа едут проверять нашу часть. В любой день на этаж могут зайти. Поэтому дежурить будете вместе с химиками, – подполковник прошелся суровым взглядом по сержантам. – Вас пятеро плюс дневальный на тумбочке. Цель – за сутки превратить этот сортир во дворец.

Все стали панически осматриваться по сторонам. Потолок прописала вторая рота, что живет над ними. Дверь в туалет держится на одной петле и поэтому всегда открыта. Широкий подоконник, оконная рама, наверное, никогда и не были белыми. Целого стекла Резинкин здесь никогда не видел, в форточке его вообще не было. Пол – голый бетон, покрытый множеством мелких ямок, в которых в лучшем случае стоит вода после уборки дневальным. Сам постамент – две ступеньки, выложенные коричневой плиткой. Что тут можно сделать?

На свою беду, Мудрецкому приспичило, и он подался оправляться.

– Вы-то мне и нужны, лейтенант! – обрадовался Стойлохряков, увидев Юру. – Заходите, у нас здесь собрание.

Мудрецкий вначале недоумевал, а когда въехал, не смог скрыть улыбки.

– Смешно?

Юра заставил себя стать серьезным. Но щеки его от нахлынувших эмоций то раздувались, то втягивались. На глаза навернулись слезы.

– Успокойтесь, лейтенант, – комбат не удержался и сам хохотнул. – Вот вам орлы, через сутки я хочу зайти и пописать в идеальном сортире. Не подведите меня.