Шрифт:
— Софи, — тетя Луиза повернулась, рукой убирая пряди с покрытых потом бровей. — Я не знала, что ты вернулась.
— Только что, тетя.
Рейчел продолжала ощипывать и бросать перья в корзину у своих ног, рассеяно напевая. Софи не знала, присутствовала ли девушка при высказываниях отца. Была ли ее юная кузина согласна с ним? Она надеялась, что нет.
Дяди Барнаби не было ни видно, ни слышно. Он, должно быть, вышел через переднюю, пока она была занята с Домиником. Она задумалась, достиг ли он и тетя Луиза какого-то решения относительно нее, пришли ли они к какому-нибудь удовлетворительному выводу, чтобы предотвратить неприятности, которые она могла вызвать.
— А где ты гуляла, дитя? — Тетя Луиза вымыла руки под водным насосом, прежде чем заняла место за столом.
— В основном в деревне. Я изучала архитектуру домов и зданий в этой области.
Ее тетя взяла чистый нож и стала нарезать молочно-белую луковицу.
— Не могу представить молодую девушку, как ты, у которой проявлялся бы интерес к грубому камню и сероватой древесине, — она обменялась взглядами с Рейчел.
Не показалось ли Софи, что в голосе тети было еще что-то, чем просто ленивое любопытство? Не придется ли ей обманывать своих кузенов, которых пришлют за ней шпионить?
Пусть только попробуют. Она не единственная в этом доме хранит секреты. Дядя Барнаби был не просто раздражен вторжением незнакомки в его частную жизнь. И его слова, и слова тети Луизы предполагали нечто большее.
Маловероятно, что пока она здесь, тебя снова призовут…
Куда? Не связано ли это с прошлой ночью и переменой местоположения береговых огней, которое и тетя Луиза, и дядя Барнаби отказывались признать? Вероятно, она не так поняла общее значение, но Софи не могла стряхнуть сердитое подозрение.
Со вздохом она открыла буфет и сняла фартук из стопки.
— Чем я могу помочь, тетя Луиза?
— Вот дорогая, — она протянула ей дуршлаг через стол. — Очисти горох.
Софии притянула пустую миску поближе и взяла первую из кажущегося бесконечным числа стручков.
Видения грубой силы и аристократической элегантности наполнили ее сознание. Граф Уайклифф мог бы сразу успокоить ее страх и вызвать гнев, обращаться с ней с уважением, в то же время он вызывал у нее чувства, совсем не свойственные леди. Эта мысль подняла в ней тревогу или скорее недоказуемую реакцию на него. Ее отослали в Корнуолл, чтобы избежать незаслуженного скандала, и вот она здесь и вызывает настоящий скандал, наслаждаясь мыслью о том, что граф желал ее поцеловать… и тем, что она бы ему позволила…
— Ой! Извините, тетя Луиза, — она наклонилась, чтобы собрать горошины, покатившиеся по полу. Если она хотела когда-нибудь оказаться в милости у своей семьи, то ей следовало, в ее же интересах, держаться подальше от графа Уайклиффа. Но он внушил ей мысль, — Тетя Луиза, могу я одолжить ялик сегодня?
— Для чего?
— Это будет забавная прогулка. — И она сможет прекрасно рассмотреть побережье между этим место и Эджкомбом. Лорд Уайклифф был прав: близкий осмотр берега мог бы выявить еще несколько разоблачений секретов у подножия утесов.
— Сегодня будет шторм. Ты не чувствуешь это в воздухе?
— Тогда завтра.
— Слишком опасно, — тетя Луиза положила свой нож со стуком, который заставил Софи моргнуть, а Рейчел вздрогнуть. — Ты не знаешь наше течение, Софи. Отлив захватывает матросов покрепче, чем ты когда-либо станешь.
— Но проехать столько и не посмотреть линию побережья на воде…
— Ну, я думаю, если ты очень хочешь…
Софи почувствовала прилив надежды, пока тетя Луиза не продолжила.
— Попроси Доминика отвезти тебя.
После того, как он попробовал все ключи, которые висели на крючках в офисе бывшего дворецкого, Чад сумел, наконец, открыть замок на лодочной цепи и убрать ее с парадных ворот Эджкомба. Прямо за ними его ожидала провизия, которую он заказал накануне. Риза он не заметил. И никого другого, если уж на то пошло; дорога была пуста.
Он внес ящики и сумки в холодное хранилище под кухней. Келлин была права насчет вина. Один из подвалов использовался как винный погреб, его стены были полны полок, на которых стояли вина любимых сборов его отца из Франции, Испании и Италии.
Качая Бордо в руке, он не мог не думать, не было ли что-то из этого доставлено контрабандой. Но нет, с его скромными финансами Франклин Ратерфорд никогда бы не прибег к незаконным способам, чтобы поддерживать свой образ жизни.
Когда солнце поднялось над торфяниками, Чад на Принце отправился в деревню. Резкий, почти до боли в глазах, ясный утренний воздух великолепно послужит его целям. Он поставил Принца в конюшню позади «Чайки в буре», заплатил Келлин за продукты и тут же занялся расспросами.