А потом снова был артобстрел, а за ним последовала атака. Но в ополченцев словно дьявол вселился — такого остервенения на лицах мне видеть не доводилось. А уж я-то на разъяренные морды успел насмотреться! Немцев отбили почти без нашей помощи. Потом опять била артиллерия, и опять была атака, довольно вялая. Немцы явно выдохлись.

Начинало темнеть. Всякая активность со стороны противника прекратилась, и мы решили продолжить поиски Ясуловича. Мишка и Гарик пошли искать его среди раненых, а я отправился к «Росси», чтобы освободить Машу и принести продукты. Ребята вернулись через час, когда в блиндаже Гымзы уже был готов ужин. К сожалению, их деятельность не увенчалась успехом — Ясуловича успели эвакуировать в тыл. Но главное, что он был жив. Решив не заморачиваться по поводу нашей личной неудачи, я устроил фронтовикам маленький банкет. Отпраздновать сегодняшний успех к ротному пришли два взводных, совсем еще сопливые мальчишки, младшие лейтенанты, и пожилой степенный старшина, командир взвода минометчиков. Пили привезенный нами армянский коньяк, ели консервированную ветчину и китайскую лапшу быстрого приготовления. Один из младших лейтенантов приволок гитару, и Маша все-таки спела, причем очень неплохо, несколько романсов. В общем, вечер удался. Расходились гости ближе к полуночи. Гымза тоже вышел, чтобы проверить посты. Мы тоже начали собираться к отъезду. Тут кто-то из нас вспомнил о пропавшем в начале боя особисте. Момент его исчезновения выпал из памяти. Меня охватило нехорошее предчувствие.

И как поется в песне: «Предчувствие его не обмануло…»

В блиндаж ворвались несколько мордоворотов во главе с нашим доблестным (долбаным!) особистом. Вот интересно, а что делали эти бугаи во время боя? Но в положении, когда острия винтовочных штыков уперлись в наши тела, нам оставалось только поднять руки. Короткий обыск подтвердил предположение Левковича, что мы вражеские шпионы. У всех нас обнаружились небольшие радиостанции с надписью латинскими буквами: «Motorola». Обыску подверглась и Маша, но как-то непрофессионально. Особисты, явно бывшие крестьянские парни, не ожидали от девушки подвоха и больше интересовались физиологическими выпуклостями на теле нашей подруги. А нас обшмонали капитально. Выгребли все из карманов, прощупали швы на одежде, сняли сапоги. Но почему-то не обратили внимания на бронежилеты под гимнастерками. Проигнорировав то, что маркировка на всем взятом при нас оружии была по-русски, Левкович громко и со вкусом объявил нам об аресте. Нам скрутили руки за спиной и поволокли наружу. Надо же было так вляпаться, а ведь нужного нам человека мы так и не успели найти!

Нас отвели в тыл и оставили в блиндаже Особого отдела под присмотром двоих бойцов, вдобавок к скрученным рукам связав ноги. С Машей обошлись полегче — ей связали только руки, и то впереди. Почти час мы просидели молча, оглушенные провалом.

— А все мои гребаные сигареты! — первым подал голос Мишка. — Блин, так обосраться! Какой же я мудак!

— Ладно, Бэдмен, не ори! — прервал я Суворова, пока он не разошелся по-настоящему. — Давайте думать, как выбираться!

— У меня в сапоге перочинный нож! — внезапно сказала Качалова. — Туда заглянуть не догадались!

— И ты молчишь! — возмутился я. — Мы уже час сидим связанными, у меня руки-ноги затекли, а она молчит!

— А что толку, если мы развяжемся? — вступил в полемику Горыныч. — Оружия у нас нет, наверху два часовых, которые моментально поднимут тревогу, стоит нам только высунуться.

— Но сидеть скрученными на холоде тоже не вариант, — продолжил я, — через час конечности отнимутся, нас потом, как бревна, можно будет в штабеля укладывать! Вряд ли нас будут допрашивать ночью. Если рассуждать логически, то пока эта гнида доложит наверх, пока оттуда придет ответ — уже рассветет. А отрываться лучше сейчас, пока темно!

— Согласен! — сказал Горыныч. — Давай, Мария, режь веревки!

Качалова достала из-за голенища складной нож и быстренько перерезала все веревки. Некоторое время мы, охая, растирали запястья и лодыжки. Как только кровообращение восстановилось, мы начали действовать.

— Эй, наверху! — заорал Мишка. — Если не кормите, то хоть посрать бы вывели!

— А ты сри под себя, фашистская морда, — откликнулся издевательский голос.

— Имейте совесть, демоны, здесь же женщина! — продолжал горланить Бэдмен.

Сверху ответили, где они видели «эту фашистскую подстилку», а потом подробно и обстоятельно рассказали, как и в каких позах это бы происходило. Мишка не остался в долгу, тем же трехэтажным матом объяснив «тыловым крысам», где, когда и при каких обстоятельствах он имел их матерей. Под прикрытием этой перепалки я подобрался к самому выходу, завешенному плащ-палаткой. Аккуратно глянув в щелку, я определил положение каждого из солдат и вылетел из блиндажа, как баллистическая ракета из стартовой шахты. Самый говорливый из караульных получил ребром ладони по кадыку, а его напарник от души схлопотал ногой по яйцам. Подхватив винтовку, я отбежал на несколько шагов и, изготовившись для стрельбы с колена, замер, внимательно осматривая окрестности. Пока все тихо. Выскочившие вслед за мной друзья моментально скрутили красноармейцев, освободили их от портупей и подсумков и столкнули бойцов на наше место. Мишка подобрал вторую винтовку и присел рядом со мной.

— Ну что, Серега, работаем цыганочку с выходом!

— Если сейчас хоть какой-нибудь козел вылезет, мы тут разнесем все так, что немцам завтра даже трупов не достанется! — в тон Бэдмену ответил я.

Недалеко от нас раздался какой-то шум. Мы присмотрелись — в нашем направлении двигалась группа людей. Я торопливо подобрал с земли каску, напялил ее на голову и встал в полный рост:

— Стой, кто идет?

— Начальник Особого отдела Левкович! — донесся из темноты знакомый скрипучий голос.

Вот так удача! Наш недруг сам плыл к нам в руки! Надо только подпустить его поближе. Но этот мерзавец, похоже, обладал звериным чутьем. Подойдя шагов на десять, особист включил электрический фонарик и посветил мне в лицо. Я тут же выстрелил от бедра, целясь по ногам. Мишка тоже бабахнул и не промахнулся. Нечетко видимая в темноте группа быстро распалась. Уцелевшие залегли и открыли ответный огонь. Я выпустил несколько пуль по вспышкам. Всякое движение прекратилось. Осторожно, крадучись, мы прошли вперед.