Шрифт:
Лиля пришла перед тихим часом. Старшие дети уже укладывались, за столом сидела только Оля. Оля плескала ложкой в столовском супчике и все никак не могла доесть — суп лился по подбородку на прикрывающий кофту клеенчатый слюнявчик. Строго говоря, подбородка-то у Оли никакого как раз и не было. Ни подбородка, ни нижней челюсти — такой вот врожденный дефект. Вообще, такие вещи лечатся, и успешно. Две-три операции, импланты, и Оля могла бы стать вполне нормальной девочкой, грызть яблоки, а не вливать в себя жидкий бульончик. Но кто же станет платить за операции? Через год девочка отправится в детский дом, оттуда — скорее всего, в дом инвалидов. А там — счастье, если доживет до тридцати. Обычно не доживают. Перспектива виделась более чем ясно: Инга Оттовна наверняка знала, что Олю никто и никогда не возьмет.
Но она ошиблась. Лиля с мужем удочерили Олю. А потом — глухонемую Юлю. А потом — Вовку, у которого мамаша порезала вены. Вовка страдал эпилепсией, но Лилю это совершенно не смутило.
В последний раз Инга Оттовна видела Лилю года три назад. Они с мужем и приемными детьми, которых на тот момент было уже двенадцать, собирались переезжать. Лилин муж открыл филиал в Сочи, купил там дом, и они хотели осесть в тепле, потому что устали от Москвы, да и детям у моря лучше.
Но такая вот Лиля — одна на миллион. А остальные повыбирают-повыбирают, да и уйдут ни с чем. То есть — ни с кем.
Приезду американцев Инга Оттовна обрадовалась. Опыт показывал, что американцы — куда перспективнее наших товарищей. Не такие разборчивые, берут и больных, и трудных детей. Почему так? Бог его знает. Возможно, иностранцы просто более трезво смотрят на жизнь и понимают, что тут не шоколадная фабрика и не магазин ах каких красивых девочек с голубыми глазами. Они готовы к тому, что здешние дети — непростые, что у них есть свои особенности, и особенности эти — далеко не самые приятные.
Конечно, Джонсоны не собирались никого усыновлять. Дима предупредил, что они просто осмотрят дом малютки и сделают благотворительный взнос. Но чем черт не шутит…
День выдался не сказать чтобы тяжелый, но хлопотный и забитый под завязку. Слушания (восемь за день, слава богу, все — предварительные) закончились почти в шесть. Едва Лена успела снять мантию, дверь грохнула о стену, и на пороге возник Таганцев.
— Здравствуйте, Константин Сергеевич, — приветствовала его Лена.
На удивление, ни конфет, ни чая, ни кулька с лимонами у Таганцева не было.
Таганцев сел (стул, как водится, жалобно заскрипел под ста пятью килограммами здорового тренированного тела).
— Я тут мимо ехал. Дай, думаю, зайду, узнаю, как у вас дела.
— Да все как всегда — сумасшедший дом, выездная сессия, — пожала плечами Лена.
— И у нас полный дурдом, — признался Таганцев. — Я тут, Лен Владимировна, узбека одного от линчевания спас, можно сказать. Его жильцы… того… самосуд, короче, хотели устроить. Одна бабуся сердобольная решила милицию вызвать. Насилу их отогнал, жильцов-то…
Лена живо представила себе двухметрового Таганцева, спасающего узбека от толпы разгневанных москвичей. Интересно, чего москвичи на гостя столицы взъелись?
Таганцев принялся рассказывать.
Что нужно, чтобы устроить в отдельно взятом доме техногенную катастрофу и полный апокалипсис? Оказывается, достаточно одного узбека и одного экскаватора.
В два часа дня в доме номер пять по улице Нижние Каменщики случился конец света в самом что ни на есть прямом смысле слова. Свет вырубился разом во всех квартирах. Без света остались расположенные в цокольном этаже дома продуктовый магазин «Калинка трейдинг» и находящееся по соседству с ним отделение Сбербанка. Когда жильцы дома (а также сотрудники магазина и банка) схватились за телефонные трубки, чтобы звонить в ЖЭК, ДЭЗ, аварийную службу и мэрию, жаловаться и требовать устранить аварию в течение получаса, выяснилось, что телефонные трубки молчат. Вскоре обнаружилось, что, помимо света и телефона, не работает водопровод. Вода из кранов не текла категорически, зато обильно фонтанировала из выкопанной посреди двора траншеи. На краю траншеи стоял экскаватор и, невзирая на бьющую из-под земли воду, продолжал черпать ковшом грунт. В кабине экскаватора обнаружился узбек, категорически не понимавший по-русски и твердивший: «Начальника казала, тута капай».
Узбек, которому «Начальника казала, капай», настроен был решительно и копать собирался, по всей видимости, ровно до того момента, пока начальник свое распоряжение не отменит. Жильцам и сочувствующим им охранникам «Калинки трейдинг» и Сбербанка не оставалось ничего, кроме как выволочь узбека из кабины экскаватора. Дальнейшая судьба незадачливого гостя столицы оптимизма не внушала. Жильцы всерьез собирались узбека бить. И побили бы, если бы не подоспел Таганцев.
— А он что, один там со своим экскаватором был? — спросила Лена.
— В том-то и дело, что один. Ни других рабочих, ни прораба, никого…
— А что он в итоге пораскопал?
— Ремонтники сказали — все. Он там как-то так удачно под дом подкопался, что порасфигачил к бесам и телефонный кабель, и электрический, и водопровод.
— А начальник? Так и не нашелся?
— Да какой там начальник… — Таганцев с досадой махнул лапищей. — Я его спрашиваю: «Кто тебе копать велел?» Он глазами хлопает: «Начальника казала…» Какой начальник, где он есть?! «Тута была…» А сейчас где? Снова глазами хлопает. Так концов и не нашли, кто ему копать велел. Экскаватор приписан к соседней стройке. Они там дом высотный строят, знаете, эта… Точечная застройка… Ну, втыкают, короче, между домами, как этот… — Таганцев замялся и покраснел. — В общем, как шиш в масло…