Им удалось привлечь на свою сторону двести пятьдесят князей, пользующихся славой в народе. Опираясь на поддержку этих сильных и влиятельных людей, они надеялись произвести коренную перемену в существующем правлении Моисея и Аарона и намного улучшить его.

Ревность возбудила зависть, а зависть привела к восстанию. Обсудив вопрос о праве Моисея на такую большую часть и честь, они пришли к выводу, что высокого положения, занимаемого им, мог быть удостоен каждый из них. Заблуждаясь сами и обманывая других, они думали, что Моисей и Аарон самовольно захватили власть в свои руки. Недовольные говорили, что их вожди вознесли себя над всем собранием Господним, нечестивым образом завладев правами священства и правления. И это при том, что они ничем не отличаются от других семей в Израиле. Они не более святы, чем остальной народ, и потому пусть бы довольствовались одинаковым положением со всеми братьями, которые в равной с ними мере пользовались Божьей защитой и были Удостоены созерцать Его славу.

Теперь заговорщикам оставалось провести работу среди народа. Для тех, кто согрешил и заслуживает порицания, нет ничего приятней, чем услышать слова сочувствия и поощрения. Именно так Корей и его друзья вошли в доверие к народу и заручились его поддержкой. Они убеждали людей, будто обвинение в том, что их ропот вызвал гнев Божий, – ложь. Они говорили, что общество находилось в этом случае на правильном пути, отстаивая не что иное, как свои права, и только Моисей, властный повелитель, обвинял их в грехе, а на самом деле они народ святой, и Господь живет среди них.

Корей вспомнил историю их странствований в пустыне, где они столько раз попадали в трудное положение и где многие погибли из-за ропота и непокорности. Слушателям его казалось, что они увидели все пережитое в новом свете, что, если бы Моисей поступил иначе, они никогда бы так не страдали. Они пришли к выводу, что он был виновником всех их несчастий, и только вследствие неправильного образа действий Моисея и Аарона они. не вошли в Ханаанскую землю; что, если бы Корей был их вождем и вместо того, чтобы порицать за грехи, побуждал к добрым делам, их странствия были бы мирными и увенчались полным успехом; вместо блуждания по пустыне взад и вперед они направились бы прямо к обетованной земле.

Эта подрывная работа привела к небывалому согласию между всеми недовольными, объединившимися вместе. Успех Корея в народе укрепил его уверенность и утвердил во мнении, что узурпация власти Моисеем, если ее не пресечь, окажется роковой для свободы Израиля; он утверждал, что Бог открыл ему все это и уполномочил выбрать новое правление, пока еще не слишком поздно. Однако многие не были готовы принять обвинения Корея против Моисея. Память о его терпеливом, самоотверженном труде тревожила их, и совесть была неспокойна. Поэтому глубокую заинтересованность Моисея в Израиле необходимо было приписать какому-либо корыстному побуждению, воздвигая против него старое обвинение в том, что он вывел народ из Египта, только чтобы погубить их в пустыне, а затем завладеть их имуществом.

Некоторое время все это делалось втайне. Но вскоре, когда движение приобрело достаточную силу, чтобы вылиться в открытое восстание, Корей возглавил бунт и публично обвинил Моисея и Аарона в незаконном захвате власти, которую он, Корей, и его сообщники были вправе разделять с ними. Он обвинял их также в том, что они лишили народ права на свободу и независимость. “Полно вам, – сказали им заговорщики, – все общество, все святы, и среди их Господь! Почему же вы ставите себя выше народа Господня?”

Моисей и не подозревал об этом тщательно разработанном заговоре, и когда он во всей своей страшной действительности открылся перед ним, Моисей упал на лицо свое и молча взывал к Богу. Глубоко опечаленный, он поднялся на ноги, спокойный и сильный. Ему была обещана защита. “Завтра, – сказал он, – покажет Господь, кто Его, и кто свят, чтобы приблизить его к Себе; и кого Он изберет, того и приблизит к Себе”. Намеренно был дан испытательный срок до завтра, чтобы все имели достаточно времени для обдумывания. Затем те, кто претендовал на священство, должны были взять кадильницы и вознести курение в стане перед всем собранием. Закон ясно говорил, что только рукоположенные на это святое служение могут служить в святилище. Даже священники Надав и Авиуд были умерщвлены за то, что дерзнули принести “чуждый огонь” и тем самым пренебрегли Божественным повелением. Однако Моисей заявил своим обвинителям, что, если они осмеливаются совершить подобное, они должны обратиться с этим к Богу.

Собрав Корея и его друзей-левитов, Моисей сказал им: “Неужели мало вам того, что Бог Израилев отделил вас от общества Израильского и приблизил вас к Себе, чтобы вы исполняли службы при скинии Господней и стояли пред обществом, служа для них? Он приблизил тебя и с тобою всех братьев твоих, сынов Левия, и вы домогаетесь еще и священства. Итак ты и все твое общество собрались против Господа. Что Аарон, что вы ропщете на него?”

Дафан и Авирон не проявили такой смелости, как Корей, и, надеясь, что они просто вовлечены в заговор и, может быть, еще удастся их образумить, Моисей позвал их к себе, чтобы от них самих услышать обвинения против себя. Но они отказались прийти, не признавая его авторитета. Перед всем собранием они ответили Моисею: “Разве мало того, что ты вывел нас из земли, в которой течет молоко и мед, чтобы погубить нас в пустыне, и ты еще хочешь властвовать над нами! Привел ли ты нас в землю, где течет молоко и мед, и дал ли нам во владение поля и виноградники? Глаза людей сих ты хочешь ослепить? Не пойдем!”

Таким образом, вспоминая страну своего рабства, они употребили те же самые слова, которыми Бог описывал обещанное наследство. Они обвиняли Моисея в том, что он, притворяясь, будто действует под Божественным руководством, старался установить свою власть, и заявляли, что больше не будут подчиняться ему и, как слепые, то идти к Ханаану, то снова возвращаться в пустыню, и все ради осуществления его честолюбивых намерений. Так того, кто был для них любящим отцом, терпеливым пастырем, теперь представили как тирана и узурпатора. Вину за то, что они в наказание за свои грехи были лишены права войти в Ханаанскую землю, также возложили на него.