Разве могла Ирма промолчать, когда другие девчонки хвастались двоюродными младенцами и гостящими младенцами, а у нее был маленький братец, который присылал ей через своего папочку от­крытки?! Она пообещала про него ничего не говорить, но причина была ей непонятна, и она проговорилась. Девочка передала другой девочке, та - своей маме, и тайна вышла наружу.

– Да, да, очень прискорбная история, - объясняла миссис Герритон.
– Моя невестка крайне неудачно вышла замуж, вы, вероятно, слыхали. Ребенок, скорее всего, будет воспитываться в Италии. Воз­можно, его английская бабушка захочет что-нибудь предпринять, но мне об этом ничего не известно. Не думаю, чтобы она забрала его к себе, она не одобряет отца. Для нее это источник страданий.

Миссис Герритон была осторожна и лишь слегка пожурила Ирму за непослушание (восьмой смертный грех, столь удобный для роди­телей и опекунов). Генриетта - та пустилась бы в ненужные объяс­нения, начались бы упреки. А так - Ирма устыдилась своего поступ­ка и стала меньше говорить о младенце. Близился конец учебного го­да, и девочка надеялась получить еще одну награду. Но все-таки ка­мушек покатила она.

Мисс Эббот появилась у них лишь через несколько дней. Миссис Герритон редко встречалась с ней после поцелуя примирения, а Фи­лип - после их совместной поездки в Лондон. По правде говоря, он несколько разочаровался в ней. Похвальная оригинальность больше не проявлялась, он опасался, что мисс Эббот регрессирует. Она по­жаловала к ним по поводу сельской больницы (жизнь ее была посвя­щена скучным актам благотворительности) и, хотя получила уже деньги от Филипа и от его матери, не уходила и продолжала сидеть на стуле с еще более серьезным и деревянным видом, чем обычно.

– Вы, конечно, слыхали?
– проговорила миссис Герритон, пре­красно понимая, в чем дело.

– Да, слыхала. Я пришла спросить вас: предприняты ли какие-нибудь меры?

Филип был неприятно поражен. Он не ожидал столь бестактного вопроса. Он уважал мисс Эббот и теперь подосадовал на такой ее промах.

– В отношении ребенка?
– любезно осведомилась миссис Герри­тон.

– Да.

– Насколько я знаю, никаких. Возможно, миссис Теобалд и реши­лась на что-нибудь определенное, но мне ничего не известно.

– Я имела в виду вас, решились ли вы на что-нибудь определен­ное?

– Ребенок нам не родственник, - заметил Филип.
– Вряд ли от нас требуется вмешательство.

Мать бросила на него нервный взгляд.

– Бедная Лилия была мне когда-то почти дочерью. Я понимаю, что хочет сказать мисс Эббот. Но обстоятельства теперь изменились. Всякая инициатива должна исходить от миссис Теобалд.

– Разве миссис Теобалд не получала всегда инициативу из ваших рук?
– спросила мисс Эббот.

Миссис Герритон невольно покраснела.

– В прошлом я действительно давала ей иногда советы. Нынче я не считаю себя вправе ей советовать.

– Так, по-вашему, для ребенка ничего нельзя сделать?

– Вы необычайно добры, проявляя такой неожиданный интерес к нему, - вмешался Филип.

– Я виновата в том, что ребенок появился на свет, - ответила мисс Эббот.
– Неудивительно, что он меня интересует.

– Дорогая Каролина, - заключила миссис Герритон, - не надо слишком много размышлять на эту тему. Кто старое помянет... Ребе­нок должен волновать вас еще меньше, чем нас. А мы о нем даже не упоминаем. Он принадлежит к другому миру.

Мисс Эббот, ничего не ответив, встала и направилась к двери. Ее необыкновенная серьезность встревожила миссис Герритон.

– Разумеется, - добавила она, - если миссис Теобалд придумает какой-то приемлемый выход, а я, признаться, на это неспособна, то я попрошу у нее позволения присоединиться к ней ради Ирмы и раз­делить с ней издержки.

– Пожалуйста, в таком случае дайте мне знать, я тоже хочу при­нять участие в расходах.

– Дорогая моя, зачем вам тратиться? Мы не можем этого допус­тить.

– Если она ничего не предпримет, тоже, пожалуйста, дайте мне знать. Дайте мне знать в любом случае.

Миссис Герритон сочла себя обязанной поцеловать ее на проща­ние.

– Девица с ума сошла, что ли?
– взорвался Филип, как только та удалилась.
– В жизни не видел такой потрясающей наглости. Ее на­до бы хорошенько высечь и отослать в воскресную школу.

Мать промолчала.

– Разве ты не поняла? Она же угрожает нам. От нее не отделаешь­ся ссылками на миссис Теобалд, она не хуже нас с тобой знает, что та - пустое место. Если мы не будем действовать, она устроит скан­дал, станет говорить, что мы бросили ребенка на произвол судьбы и прочее. Это, естественно, ложь, но она все равно будет так утверж­дать. Нет, у милой, приятной, рассудительной Каролины Эббот по­ложительно винтиков не хватает! Я заподозрил это в Монтериано. В прошлом году в поезде у меня тоже возникли кое-какие подозрения. И вот теперь они подтверждаются. Молодая особа не в своем уме.

Мать по-прежнему молчала.

– Хочешь, сейчас же пойду к ней и задам ей перцу? Я бы с удо­вольствием.

Тихим, серьезным тоном, каким она не говорила с ним давно, миссис Герритон произнесла:

– Каролина вела себя дерзко. Но в том, что она говорит, есть до­ля истины. Хорошо ли, чтобы ребенок рос в таком месте и с таким отцом?

Филипа передернуло. Мать явно лицемерила. Когда она бывала неискренна с чужими, Филипа это забавляло, но неискренность по отношению к нему действовала на него угнетающе.