Почему она так загадочна? Одно время он так много знал о ней - что она думает, чувствует, мотивы ее поступков. А сейчас он знал только, что любит ее. Между тем как раз знание это сейчас так при­годилось бы ему. Почему она не хочет приезжать в Италию? Почему избегала его и Джино с того вечера, как спасла им жизнь? Пассажи­ров было мало. Генриетта дремала в отдельном купе. Филип должен задать эти вопросы сейчас. Он быстро вернулся назад по коридору.

Мисс Эббот встретила его вопросом:

– А вы решились на что-нибудь?

– Да. Я не могу жить в Состоне.

– Вы сообщили об этом миссис Герритон?

– Написал из Монтериано. Пытался объяснить - почему. Но она меня все равно не поймет. С ее точки зрения, дело уладилось. Улади­лось печальным образом, поскольку ребенок умер, но тем не менее с этой историей покончено, и наш семейный круг может больше себя не тревожить. Она даже на вас не будет сердиться. В конечном ито­ге вы никакого ущерба нам не нанесли. Если, конечно, не вздумаете рассказывать о Генриетте и затевать скандал. Итак, мои планы - Лондон и работа. А ваши?

– Бедная Генриетта!
– заметила мисс Эббот.
– Как будто я имею право осуждать ее! Или кого бы то ни было.

И, не ответив на вопрос Филипа, она пошла навестить больную.

Филип удрученно поглядел ей вслед и так же удрученно уставил­ся в окно. Все волнения прошли - дознание, недолгая болезнь Ген­риетты, его собственный визит к хирургу. Он выздоравливал телом и душой, но выздоровление не принесло ему радости. В зеркале, ви­севшем в конце коридора, он видел свое осунувшееся лицо, ссуту­лившиеся плечи, стянутые перевязью. Жизнь была грандиознее, чем ему казалось раньше, но еще менее наполнена. Раньше он видел спа­сение в напряженной работе, в стремлении к справедливости. А те­перь понял, как мало они помогут.

– Поправляется Генриетта?
– спросил он. Мисс Эббот уже верну­лась.

– Скоро она станет прежней Генриеттой, - последовал ответ.

После острой вспышки болезни и раскаяния Генриетта быстро возвращалась в свое нормальное состояние. На какое-то время она, по ее выражению, была «абсолютно выведена из равновесия», но очень скоро ей стало казаться, что, кроме смерти бедного малютки, все в полном порядке. Уже она говорила о «несчастном случае», воз­мущалась тем, что «когда хочешь сделать лучше, то непременно ни­чего не удается». Мисс Эббот устроила ее поудобнее и ласково поце­ловала. Но ушла от нее с ощущением, что Генриетта, как и ее мать, считает дело законченным.

– Мне ясно видится дальнейшая жизнь Генриетты и, частично, моя собственная, но как будете жить вы?

– Состон и работа, - ответила мисс Эббот.

– Нет.

– Почему?
– спросила она, улыбаясь.

– Вы для этого слишком много повидали. Вы видели столько же, сколько я, а сделали несравненно больше.

– Какое это имеет значение? Конечно же, я поеду в Состон. Вы за­бываете о моем отце. И даже если бы не было его, меня держат сот­ни других связей: мой приход, я его бессовестно забросила, вечерние классы, Сент-Джеймс...

– Какая чушь!
– взорвался он, чувствуя потребность высказаться наконец.
– Вы слишком хороши для этого, вы в тысячу раз лучше ме­ня. Вы не должны жить в этой дыре. Ваше место среди людей, кото­рые способны понять вас. Я забочусь и о себе: я хочу видеть вас как можно чаще, снова и снова.

– Разумеется, мы будем встречаться в каждый ваш приезд в Со­стон. Надеюсь, вы будете наезжать часто.

– Этого недостаточно. Кому они нужны - отвратительные встре­чи, когда вокруг куча родственников? Нет, мисс Эббот, этого мало.

– Мы можем переписываться.

– Вы будете мне писать?
– воскликнул он в порыве радости. Ино­гда мечты казались ему такими реальными...

– Непременно.

– Все равно, и писем недостаточно... Да вы и не можете вернуть­ся к прежней жизни, как бы ни хотели. Слишком многое пережито.

– Я знаю, - печально ответила она.

– Не только боль и горе, но и чудесные события. Башня на солн­це, помните? И все, что вы мне тогда говорили. Даже театр. И следу­ющий день - в церкви. И наши свидания с Джино.

– Все чудесное кончилось, - возразила она.
– Ничего не вернешь.

– Не верю. Во всяком случае, для меня не кончилось. Самое чу­десное, быть может, впереди.

– Чудесное кончилось, - повторила она и с такой тоской посмот­рела на него, что он не посмел ей возразить. Поезд вползал на по­следний подъем, приближаясь к колокольне Айроло и входу в тун­нель.

– Мисс Эббот, - пробормотал он торопливо, словно их откровен­ный разговор должен был вот-вот оборваться, - что с вами? Мне ка­залось, я вас понимаю, на самом же деле - нет. Те два первых восхитительных дня в Монтериано я понимал вас так же ясно, как вы по­нимаете меня и по сей день. Я догадывался, почему вы приехали, по­чему перешли на другую сторону, я и после наблюдал ваше необыкновенное мужество и сострадание. А сейчас вы то откровенны со мной, как раньше, то отгораживаетесь от меня. Ведь я обязан вам слишком многим - жизнью и не знаю еще чем. Мне тяжела ваша не­откровенность. Вы не можете опять замкнуться, снова стать загадоч­ной. Я приведу ваши собственные слова: «Не будьте так загадочны, сейчас не время». И еще: «Я и моя жизнь там, где я живу». В Состоне вы жить не должны.