Единственно — пару волчьих взглядов в мою сторону позволил себе, мол: «Я понимаю — работа собачья… Но почему же ты так стараешься?!.»

На этой стадии нашего общения начал я задумываться над вопросом: а не подвергнуть ли гражданина Петренко жестоким пыткам?..

Многие подивятся: «Он ещё думает!.. Там за одно только подозрение душу из допрашиваемого вышибает, а тут — сам Бог велел!..» Но не всё так просто…

Сломи я Гирю истязаниями — этого будет мало. Признания надо тотчас подкрепить вещдоками, скажем — тем же ножом, изъятым у Гири и опознанным Смитлицкой, и найденным в том самом месте, которое Гиря нам подскажет…

Видеозаписью следственного эксперимента, где Гиря перед видеокамерой в красочных деталях покажет, как Смитлицкая шла, как он на неё накинулся, в какой позе держал её под ножом, что она ему говорила, что он ей говорил, в какую сторону побежал потом…

У кого ныне награбленное р ы ж ь ё — тоже желательно выяснить, но это почти наверняка не удастся, — «сбыл неизвестному», и всё…Но если найдём — отлично, приобщим к делу в качестве вещдока, вместе с показаниями кого-либо из ближайшего гириного окружения (той же Колумбины, например), — «такого-то числа он принёс домой такие-то золотые украшения, показал мне, а потом отнёс на продажу…» Ну и совсем замечательно, если Гиря, увидев, что терять ему больше нечего, «расколется» ещё на несколько грабежей и разбоев. Обставим и эти его признания вещдоками — тогда уж точно амбец ему! Никакой адвокат тогда не докажет, что Гиря — честнейший малый, вынужденный оклеветать себя под нажимом ментовских истязателей… Не светит ему тогда ни черта, разве что заявит защита, что клиент их — несчастный клептоман, взявшийся за ножик под влиянием тяжкого и трудноизлечимого заболевания, и потому не наказывать его надо, а лечить, желательно — за границей, в приличной швейцарской клинике… Но способный документально доказать подобное адвокат — стоит слишком дорого. Дешевому уличному гопнику такой защитник — не по карману, так что сидеть ему — не насидеться…

Это — если сломать Гирю пытками и заставить его сотрудничать со следствием. Но он — не сломается, не такой человек. Бит в прошлом уж неоднократно, и без всякого эффекта, так чего ж мне теперь от него ждать иного?.. Наоборот даже, нельзя его пытать по — настоящему… Вполне способен он нарисовать» сознанку», якобы начнёт «чистосердечничать», поверю я ему, расслаблюсь, он на воспроизведении расскажет всё в общих чертах, ещё где-либо схимичит, зато на суде — всплывёт всё это, с жутко неприятными для меня комментариями… Каждую туманность в деле изобразит Гиря на суде как результат моего злодейского фальсифицирования материалов дела, если ещё и подвезёт ему попасть в струю какой-нибудь очередной компании «борьбы за чистоту милицейских рядов», то его выставят как разоблачителя «оборотня в погонах» (меня, то есть), и в знак благодарности — освободят прямо в зале суда… Нет, ломать Гирю надо основательно, фундаментально, с полной гарантией того, что он и в будущем не станет откидывать фортелей… И побоями этого — не добиться!..

Так что продолжаю я в упор смотреть на бледного от предвкушения своих будущих страданий арестанта. Готов он внутренне к боли, ждёт её… Ещё один довод за то, что пытать его нельзя, а надо — думать…

Двое суток из отпущенных мне законом 72 часов уже прошли, ничего я не достиг, а — почему?.. Думал плохо, вот что!.. Оперативную комбинацию скомстрячить следует, и не простую, а — с выдумкой, с изюминкой, чтоб в самое святое удар ужалил, и чтоб прочно сел Гиря на мой крючок…

Начинаю смутно жалеть, что не беременна Колумбина от Гири на месяце этак восьмом или девятом. Тогда — просто, тогда я в дамках.

Посадили бы её на стул напротив сожителя, и начали бы легонечко тыкать дубинкой в пузо… Нет, не я, спаси и помилуй! На беременную женщину руку не подыму ни за какие коврижки…

Найдутся другие… С таким простеньким делом справятся и они!..

Булькало б в её животе от мягких, но настойчивых толчков «демократизатором» моих помощников… Эти толчки постепенно усиливались бы, заставляя несчастную вопить от боли и страха, яростно кричал бы прикованный наручниками к спинке стула Гиря, и от ужаса орал бы в пузе ещё не родившийся младенец… А я — с грустной отрешённостью смотрел бы на их мучения, не забывая ежеминутно напоминать, как легко и просто можно прервать их: «Сознайся!.. Расскажи!.. Подпиши!..»

А надумай он, сознавшись, назавтра же отказаться от своих слов — и процедуру можно было бы повторить по новой…

Да неужто не дрогнет у папки сердце?.. Ужель не поймёт он: не стоит и одной слезинки невинно мучаемого дитяти вся его так называемая «выгода» от молчания?!

Дрогнет!.. Какой ты ни есть душегуб и зверюга, но когда пытают твоё ещё не родившееся дитя — всё подпишешь, и во всём сознаешься!..

Силён инстинкт самосохранения, но инстинкт продолжения рода — сильнее!..

Но не беременна Колумбина, вот в чём фокус… Да и вообще — пустотелка…По оперативным данным (один из сексотов некоторое время назад спал с нею) в детстве переболела чем-то по женской части, и с тех пор родить — не может… Жаль!.. Бить же её саму на глазах Гири — всё равно, что себя самого по щекам хлестать. У него таких, как она — полрайона!..

Родители у Гири умерли уже…Сёстер и братьев вроде бы нет… Стоп — стоп… как это — нет… Есть брат, старший!..

Шуршу бумажками, нахожу нужную… Точно, есть брат — Петренко Федор Николаевич, 52 года, вдовец, проживает там-то, работает плотником в жилуправлении, и по месту работы, и по месту жительства характеризуется положительно, — не пьёт, не курит, не говоря уж о наркоте… Насчёт дамского пола — нет данных, но жена — была, два года назад умерла, значит — не извращенец… И детей не имеет, единственный родич — младший брат… Любит его, с детства заботится о нём, непутёвом… Когда тот оба раза сидел — регулярно посылки ему посылал, навещал даже…Вот оно!.. Близок, совсем уж рядом со мною момент истины…

Отправляю Гирю обратно в камеру («Посиди ещё, милок, подумай, и если не начнёшь колоться — будут тебе в и л ы!..»), сам же начал готовить комбинацию…

4. П О Д С Т А В А

Тем же вечером в двери скромной холостяцкой обители Фёдора Николаевича Петренко позвонили — неназойливо и просяще, как и полагается звонить воспитанным людям. Он открыл (дверной цепочки нет, «Кто там?» — не спрашивает, чудик…), увидел на пороге своего участкового, а вместе с ним — меня, и ещё — двух граждан с лицам только что остограммившихся с и н я к о в.