Чувствуешь себя полноправным сыном Отечества, уважаемым избирателем, без пяти минут вождем или олигархом… А иногда ведь и делают что-то реальное, — камуфляж державы под «защитницу народных нужд» стоит некоторых затрат и усилий…

И потом, кто в госучреждениях трудится-то?.. Наши же братья и сестры, сыновья и внуки, отцы и деды, друзья, товарищи и однокашники… Своим они помогают по — настоящему, а своих — много, и многое свершается для своих от имени того же государства, делая его облик в глазах масс ещё более светлым и привлекательным…

Человек, родившийся в нашей стране, имеет все шансы состариться и умереть, так и не поняв, что он здесь — никто и ничто, никому не нужная шмакодявка… Захотят — растопчут в любой момент, и позвать на помощь — некого…

И случись такое, всплыви вдруг эта роковая реальность — как жить потом с нею?.. Да и вообще — стоит ли жить, сознавая, что ты — червяк под ногами у сильных мира сего…

Когда всю жизнь лживо — бодрая пропаганда называет тебя — хозяином страны, а чиновников — твоими слугами, и вдруг в один прекрасный день или вечер волокут тебя в кабинет одного из этих твоих «слуг», и там своего «хозяина» этот твой «слуга» вначале мордует, а затем и отправляет гнить безвинно на тюремные нары…

Страшно!..

Они, пытаемые мною, созревают до мысли, что безнаказан я — оттого и лютую… Но и это — иллюзии…

Истина — страшнее. При умелом поведении, наличии денег и связей м о ж н о меня изобличить и покарать, но — толку?!. Разве я — виноват?!. Разве мои начальники или начальники моих начальников виноваты?.. Нет, все — виновны, сверху до низу, все мы, и каждый из нас!..

В том числе — и этот, «кристально честный»…Не он ли молчал, когда следовало кричать во весь голос?.. Не его ли равнодушием освящено то зло, что ранее делалось многим другим?..

Не я сделал этот мир таким, каким он есть, не я придумал его волчьи законы, и не мне их менять… Если вы не хотите, чтобы с вами делали ТАК — меняйте жизнь, и меняйтесь вместе с нею.

ТАК не должны делать никому, — лишь тогда вы и за себя сможете быть спокойны…

…И пусть боль и ужас плещется в твоих зрачках, отец, — прости, так надо… Сам виноват. Ты жил честно, но ты жил недостаточно честно. За всё в жизни приходится платить. Вот ты и платишь…

…Перекурив у окна, возвращаюсь к Петренко, и начинаю по следующему заходу:

«Как это ты не знаешь, откуда наркота?! Уж не хочешь ли ты сказать, сучяра, что мы тебе её подбросили?!. Ах, не хочешь…Спасибо и на этом… Педрила!.. На тебе!.. На!.. На!.. Тварь!.. Блин кривобокий, говори правду, пока я не забил тебя как мамонта!»

И тычу, тычу в морду ему протокол изъятия у него на адресе конопли, — как говорится, факт налицо, я его не придумал, наркотики откуда-то на квартире у гражданина Петренко Ф.Н. взялись!.. Либо пусть, сука, убедительно объяснит их происхождение, либо — следствие, «встать, суд идёт!», суровый приговор, и уводящий навстречу горю и бесчестию конвой…

Так надо, верю в это, и его смог бы убедить в своей правоте, но нельзя говорить ему правды. Правила игры требуют конспирации, потому немного и сержусь на его стенания и слёзы, — зачем грузит мою нервную систему?!. Мне и без его стонов — тяжко…

Сквозь его болезненное всхлипывание доносится: «Я… не понимаю… откуда они взялись…» Не понимает он, видите ли… Простофиля!..

…Ещё через полчаса, когда на табурете уже не уважаемый член общества сидит, а сгорбленный, тихо стонущий комок боли и отчаяния, — в кабинет вводят Гирю. Моя задача: он должен увидеть старшего брата и иметь возможность перекинуться с ним парой слов, чтобы постичь ситуацию, но их общение не должно быть долгим, чтобы не успел что-то брату посоветовать…

«Федя, ты?!» — ахнул Гиря на пороге, не веря глазам.

При виде родного лица у Фёдора Николаевича пробудилась надежда. Он с диким воем кинулся к нему, обнял, обхватил руками как свою последнюю надежду, стал клясться со слезами, что не хранил дома никаких наркотиков, и сам не поймёт, откуда же они взялись…

«Под протокол наркоту изъяли?.. При понятых?!» — быстро переспросил умудрённый Гиря, и брат кивнул, не понимая многозначительности этого обстоятельства.

Его тотчас увёл конвой. Я заранее указал конвоирам посадить его в камеру к не самым буйным, — свой номер он отыграл, нечего теперь его лишний раз мучить без производственной надобности…

«В третью камеру его!» — показательно кричу я вслед. (На самом же деле его отведут во вторую).

Гиря вздрогнул: «Но там же одни туберкулёзники!» Я развёл руками: «Ну и что?!. А остальные камеры — переполнены…» Картинка!..

Тут для краткости пропускаю большой кусок. О том, например, как взъярившийся Гиря пытался дать мне в морду, и в результате сам получил в челюсть… И потом, прикованный наручниками к табурету, материл меня так виртуозно, что некоторые из его выражений хотелось записать, чтобы затем со смехом цитировать на дружеских пьянках с коллегами…