Так рассуждал дядюшка Лукас, временами не отдавая себе ясного отчета в своих мыслях. Как бы то ни было, но под их влиянием он поставил мушкет на место и зашагал взад и вперед, заложив руки за спину и понурив голову. Он словно искал мщения на полу, на земле, в последнем своем унижении, в какойнибудь оскорбительной и необычной шутке, которую он сыграет с Фраскитой и с коррехидором, но не в правосудии, не в вызове на поединок, не в прощении, не на небе… Со стороны можно было даже подумать, что это совсем не он, а какой-то другой человек, которому вовсе не так важно, что о нем подумают люди, который легко справляется со страстями, легко владеет своими чувствами.

Внезапно глаза его остановились на одежде коррехидора… Еще секунда… и Лукас замер на месте…

На лице его постепенно появилось выражение удовольствия, радости, бесконечного торжества… Он рассмеялся каким-то безумным смехом. Он смеялся неудержимо, но беззвучно, боясь, как бы его не услышали наверху. Он схватился обеими руками за живот и корчился, как эпилептик. Наконец в полном изнеможении Лукас повалился на стул и так сидел до тех пор, пока сам собой не прошел этот приступ язвительного веселья. То был поистине мефистофельский смех.

Немного успокоившись, он стал с лихорадочной поспешностью раздеваться. Платье свое он бросил на те стулья, где висела одежда коррехидора, надел на себя все его вещи — от башмаков с пряжками до треугольной шляпы, прицепил шпагу, завернулся в ярко-красный плащ, взял жезл и перчатки и пошел по дороге в город, раскачиваясь из стороны в сторону, точь-в-точь как дон Эухенио де Суньига, и время от времени повторяя про себя засевшую в голове фразу:

— А ведь коррехидорша тоже недурна!

Расстанемся на время с дядюшкой Лукасом и займемся событиями, происшедшими на мельнице с того времени, как мы оставили там сенью Фраскиту в полном одиночестве, и до той поры, когда туда вернулся ее супруг, заставший у себя в доме столь необычные перемены.

Примерно час прошел с тех пор, как дядюшка Лукас выехал в сопровождении Тоньюэло, и вдруг опечаленная наваррка, решившая вовсе не ложиться до возвращения мужа и потому занятая вязаньем в спальне, помещавшейся в верхнем этаже, услышала жалобные крики, доносившиеся снаружи, совсем близко, с той стороны, где находился лоток.

— Помогите, тону! Фраскита!.. — взывал мужской голос, полный безысходного отчаяния.

«Что, если это Лукас?» — подумала наваррка с ужасом, которого нет надобности описывать.

В спальне имелась небольшая дверь, о которой говорил Гардунья, она действительно выходила на верхнюю часть лотка. Сенья Фраскита не колеблясь отворила ее, тем более что она не узнала голоса, взывавшего о помощи, и столкнулась лицом к лицу с коррехидором, который только что выкарабкался из бурного потока; вода струилась с него ручьями…

— Господи Иисусе! Господи Иисусе! — бормотал мерзкий старикашка. — Я уж думал, что пришел мой конец!

— Как! Это вы? Что это значит? Как вы смели? Что вам здесь нужно в такой поздний час?.. — обрушилась на него мельничиха, в голосе которой слышалось больше негодования, чем страха; но все же она невольно подалась назад.

— Молчи! Молчи! — бормотал коррехидор, проскальзывая в комнату вслед за ней. — Сейчас я тебе все расскажу… Ведь я чуть было не утонул! Вода уже подхватила меня, как перышко! Посмотри, в каком я виде!

— Вон, вон отсюда! — крикнула сенья Фраскита, еще пуще разгневавшись. — Вам нечего мне объяснять!.. Я и так все понимаю! Какое мне дело, что вы тонули? Разве я вас звала? Ах! Какая подлость! Вот для чего вы присылали за моим мужем!

— Послушай, голубушка…

— Нечего мне слушать! Немедленно убирайтесь вон, сеньор коррехидор!.. Убирайтесь, или я за себя не ручаюсь!

— Что такое?

— То, что вы слышите! Моего мужа нет дома, но я сама заставлю вас уважать наш дом. Убирайтесь туда, откуда пришли, если не желаете, чтобы я собственными руками опять столкнула вас в воду!

— Детка, детка! Не кричи так, ведь я не глухой!.. — воскликнул старый развратник. — Ведь я здесь не просто так!.. Я пришел освободить Лукаса, которого по ошибке задержал деревенский алькальд… Но прежде всего обсуши мое платье… Я промок до костей!

— Говорят вам, убирайтесь!

— Молчи, дура!.. Что ты понимаешь? Смотри… Вот назначение твоего племянника… Разведи огонь, мы поговорим. А пока платье сохнет, я устроюсь на этой кровати…

— Ах, вот оно что! Теперь мне понятно, зачем вы пришли! Теперь мне понятно, зачем вам понадобилось схватить моего Лукаса! Теперь мне понятно, почему у вас в кармане назначение моего племянника! Святые угодники! Ишь ведь что вообразил обо мне этот урод!