Шрифт:
* * *
Фигли строила ты двум молодцам в сутанах. Сколько мне пришло на ум мыслей нежеланных! Или вправду промеж вас шашни? О, создатель! Все проведает тотчас грозный настоятель. Он таков, душа моя — все пред ним робеем, словно малая змея перед лютым змеем. Как ты терпишь, ангел мой, черноризцев рядом? Уж меня ты удостой благосклонным взглядом. А тебе я послужу честио, без обману, днем и ночью госпожу ублажать я стану. * * *
Фра Мартин зазвонил в свои колокола, денницу возвестил, и — светлая взошла. Измученный тоской, сомкнуть я глаз не мог, лишь утренней порой уснул без задних ног. О, как был счастлив я, когда в чудесном сне владычица моя пришла в постель ко мне. Когда обнять хотел я несравненный стан, вдруг сон мой улетел, растаял, как туман. А мне опять страдать, смиряя горький стон. О, если бы опять увидеть этот сон. XОРАЦИЕ МАЖИБРАДИЧ
* * *
Свет мой, сладостная вила на восходе солнца, сидя у оконца, злато прядей распустила вдоль прекрасной выи,— грели душу мне не раз косы золотые. Ветер ласковый с Амуром игрища затеял, ей в лицо повеял, липнут к прядям белокурым бедокуры эти, тонкой пряжей завладев, мне сплетают сети. Изловить хотят, как птицу, милой на потеху, мне же не до смеху, о, за что меня в темницу?! Нет, не уповаю я на милость госпожи, в пламени страдаю. О, какая злая доля, говорю по чести, с этим ветром вместе принесла мне столько боли, что в слезах тоскую и влачу большой валун на гору крутую. * * *
Как без сердца с жизнью слажу? Я его оставил где-то. Сердце! Сердце! — нет ответа. Где же мне найти пропажу? Ах, куда оно девалось? Ждать ли встречи, боже правый? Горечь дум страшней отравы, жить не долго мне осталось. Таковы причуды страсти, что склонясь к ее приказам, гибнет сердце, гибнет разум, и душе грозят напасти. Если кто-то в полной мере жив без сердца, о мой боже, сделай так, чтоб мог я тоже пережить печаль потери. С ОСТРОВА МЛЕТ
Отверженным я стал, наказан за грехи я, живу средь голых скал в плену морской стихии. Ревет прибой всю ночь и днем рыдает снова, уходит радость прочь от проклятого крова. А для благих бесед на тихих побережьях, к несчастью, места нет, поскольку нет заезжих. Царящий надо мной закон жестокий рока нас разлучил с тобой, унес меня далеко. И твоему рабу влачить, увы, до гроба злосчастную судьбу, чья непомерна злоба. Отчаясь, восстаю и вслух кляну светила, чья воля жизнь мою твоей красы лишила. НА СМЕРТЬ ПОЧТЕННОГО ОТЦА МОЕГО, ГОСПОДИНА МАРОЕ МАЖИБРАДИЧА
Украшает кроной гордый дуб дубраву, и пока — зеленый, он стяжает славу, а когда повеет осенью ненастной, крона поредеет — и забыт, несчастный. Дерево родное, ты ласкало тенью, всех во время зноя осеняло сенью, высох ствол твой ныне, зелень быстро вянет, мощи нет в помине — кто ж тебя помянет? Слушай, мой хороший, что тебе открою — твой листок, проросший вешнею порою: никого не встретил я во всей округе, кто б на этом свете погрустил о друге. Где твой друг Бурина, столь тобой любимый? Где собрат Ранина, столь тобою чтимый? Где все остальные, что тебя любили? Малые, большие — все тебя забыли. В жизни ты на славу уповал едва ли, но тебя по праву лавры увенчали. С Джоре и Андрием вечность коротая, ты теперь сродни им в горних кущах рая. Пребывай же в небе с доблестными вместе, твой высокий жребий дан тебе по чести. СТИЕПО ДЖЮРДЖЕВИЧ
БЛАГОСЛОВЕНИЕ ЖЕНЩИНЕ НА СУПРУЖЕСКУЮ ИЗМЕНУ
— Уж не лучше ль на самом деле мне дружка ласкать всю ночку, чем нелюбленной, в одиночку, спать в пустой своей постели? — Эх, красотка молодая… Муж твой где-то за морем бродит, он, в разлуке не страдая, время там с другой проводит. Ты теперь его должница, на неверность его не сетуй; долг твой — щедро расплатиться с мужем тою же монетой! * * *
Если вздохи мои и взгляды, полные любви, печали, и страданья, и отрады, для тебя не означали, что дышу, себя ежигая, лишь тобой, о дорогая,— то поверишь ли песне этой, тоже полной слез, мученья, только для того и спетой, чтоб постигла ты значенье вздохов, страстью опаленных, взглядов, пламенем рожденных? О, если б смог я сердца пламя засвидетельствовать песней — я, сжигаемый мечтами, раб твой верный, бессловесный!