Полемей уставился на парня, который принес цикуту.

— Я ничего не чувствую, — сказал он. — Что мне теперь делать?

Походи, пока твои ноги не отяжелеют, если хочешь, — ответил тот. — Потом просто ляг. Снадобье подействует.

Племянник Антигона пробормотал что-то мерзкое себе под нос. Воины внимательно наблюдали за ним с копьями наготове. Теперь Полемею было нечего терять, и кто мог сказать, что ему взбредет в голову? Заметив, что за ним пристально наблюдают, приговоренный сложил пальцы в оскорбительном жесте.

Полемей шагал туда-сюда, туда-сюда. На все это ушло больше времени, чем ожидал Соклей. Когда он читал Платона, у него сложилось впечатление, что Сократ умер очень быстро. Но ведь Сократ был стар и всего лишь среднего роста. Полемей же был огромен, как медведь, и в самом расцвете сил. Может, поэтому требовалось больше времени, чтобы цикута на него подействовала.

Прошел почти час, прежде чем Полемей фыркнул и сказал:

— Я не чувствую ног.

Он стал бледен, на лбу у него выступил пот.

Соклей огляделся в поисках человека, который принес смертельную дозу, но тот покинул андрон. Один из офицеров Птолемея сказал:

— Теперь ты, наверное, можешь лечь.

— Правильно.

Полемей с трудом добрался до кушетки и, опустившись на нее, заявил:

— А ведь этот шлюхин сын утверждал, что снадобье безболезненно. Еще одна ложь.

— А что ты чувствуешь? — спросил Соклей.

— Выпей такое сам и узнаешь, любопытный ублюдок, — ответил Полемей. Но потом продолжил: — Чувствую, будто мои ноги и живот в огне. И я… — Он перегнулся через край кушетки, и его шумно вырвало.

Кроме обычного острого запаха рвоты почувствовался кислотный запах, абсолютно незнакомый Соклею, — он понял, что это вонь цикуты.

Сидевший рядом с родосцем офицер махнул одному из воинов:

— Ступай приведи того, кто принес сюда яд. Выясни, не спасет ли Полемея тот факт, что он выблевал. Если спасет… — Он полоснул себя большим пальцем по горлу.

Воин поспешно вышел.

Но отравитель вернулся со словами;

— Нет, теперь уже поздно. Полемей может продержаться еще немножко, но он все равно мертвец. Когда дело касается цикуты, человека должно вырвать сразу, в противном случае ему точно не выжить.

Полемея снова вырвало спустя полтора часа. Он проклял Птолемея и всех людей в комнате, которые смотрели, как он умирает. Соклей сплюнул в подол хитона, чтобы отвратить беду. И не он один так поступил.

— Холодно, — простонал племянник Антигона. — До чего же холодно. И в глазах темнеет.

Он помолчал, потом покачал головой.

— Не может быть, чтобы было уже так поздно. Проклятое снадобье лишает меня зрения.

Несмотря на пагубное действие цикуты на тело, ум его оставался трезвым.

Соклей предпочел бы, чтобы он бредил.

Спустя некоторое время Полемей обосрался, добавив новую вонь к той, что уже стояла в андроне.

Человек, давший ему яд, подошел к нему и сказал:

— Я собираюсь ощупать тебя, чтобы выяснить, как далеко зашло действие зелья.

— Давай, — ответил Полемей. — Ниже пояса я больше ничего не чувствую.

Отравитель ощупал его пах и живот.

— Твое тело холодное снизу и до пупа. Когда холод поднимется к груди, наступит конец, потому что твое сердце остановится и ты не сможешь дышать.

— Хотел бы я, чтобы это случилось поскорее, — сказал громадный македонец. — Я не хочу лежать тут, воняя, как Птолемей.

Даже в преддверии смерти он имел смелость поносить человека, который отправил его на эту смерть. Но правитель Египта имел право так поступить. В «Федоне» Платон совершенно ясно рассказывал о том, как погиб Сократ, не желая представить своего любимого учителя в нелестном свете.

Полемей начал тяжело дышать, каждый новый вдох давался ему все с большим трудом.

— Эринии… пусть возьмут… вас всех… и особенно… Птолемея… — сказал он, с силой выдыхая слова.

Все с большими усилиями он вдохнул еще несколько раз, а потом, испустив последний слабый вдох, затих.

Человек, который дал Полемею яд, подержал его запястье, нащупав пульс, как это делает лекарь.

Когда он выпустил руку Полемея, она безжизненно упала на кушетку. Отравитель кивнул всем находившимся в комнате:

— Все кончено, почтеннейшие.

— Давно пора, — проворчал офицер рядом с Соклеем, встал и потянулся. — Мне надо помочиться.