По мере того, как Пекка произносила слово за словом тщательно выверенное заклинание, совершала пасс за пассом, в сердце у нее затеплилась уверенность. Краем глаза она видела, как поощрительно улыбается ей довольный Сиунтио. Возможно, уверенность она черпала от него. Хотя какая разница – откуда. Главное – чтобы не дрожали руки.

А потом все пошло насмарку.

Когда стены пошатнулись, Пекка в первый момент испугалась, что совершила все же ошибку. Но, даже готовясь к немминуемой гибель в следующий миг, она в последний раз мысленно перебрала все этапы опыта и не нашла ошибки, не смогла бы найти ее даже ради собственного спасения – в буквальном смысле слова.

В следующее мгновение она осознала, что несчастье случилось за пределами лаборатории. В тот же миг Сиунтио просипел: «Альгарвейцы!», а Ильмаринен взвыл, как пойманный в капкан волк:

– Убийцы!

Когда альгарвейцы сотнями, а быть может, тысячами приносили в жертву кауниан, чтобы напитать силой свои боевые чары, Пекка ощущал это, как и все чародеи мира. И когда ункерлантцы резали в ответ соотечественников – тоже. Но эти преступления, невзирая на чудовищность свою, свершались на дальнем западе. А бойня, которую чуяла Пекка сердцем в этот момент, творилась рядом, совсем рядом – словно землетрясение, от которого содрогаются уже не дальние горы, а земля под ногами.

Земля и впрямь заходила ходуном. Застонали мучительно каменные стены, полетели на пол клетки с крысами, валились один за другим шкафы – и тогда Пекка поняла.

– Альгарвейцы! – вскричала она, как только что Сиунтио, и едва различила свой голос в страшном грохоте. – Альгарвейцы обратили на нас свои смертные чары!

До сих пор Куусамо едва ощущало тяготы войны с державой Мезенцио. Конечно, порою горстка альгарвейских драконов, вылетавших с полей южной Валмиеры, сбрасывала несколько ядер на побережье, и сталкивались флоты в Валмиерском проливе, что отделял Лагоаш и Куусамо от Дерлавайского континента. Но как полагали семь князей – а кто в Куусамо думал бы иначе? – им удастся накопить силы на своем берегу и нанести удар, когда все будет готово. Альгарве, к несчастью, думала иначе.

Как это бывает при землетрясениях, казалось, что ужасу не будет конца. Сколько на самом деле продлилась атака, Пекка не сумела бы сказать. К изумлению ее, здание не обрушилось ей на голову. Светильники, однако, погасли. Лабораторное оборудование валялось на полу; некоторые клетки разбились, и крысы сбежали. Ильмаринен с Сиунтио были сбиты с ног содроганиями земли; как удалось устоять Пекке, чародейка сама не знала.

Ильмаринен вскочил сам. Чтобы поднять на ноги Сиунтио, пришлось вначале вытащить старика из-под груды полок. По лицу чародея стекала кровь из рассеченной брови, но не от этого полнилось мукой его лицо.

– Наш город! – простонал он. – Что сотворили с ним альгарвейцы?

– Лучше бы выяснить это поскорее, – мрачно отозвался Ильмаринен. – И поскорее выбраться отсюда, пока лабораторию не завалило.

– Не думаю, что здание рухнет, раз оно устояло с первого раза, – ответила Пекка. – Это ведь не естественное землетрясение – я таких несколько пережила. Больше толчков не будет.

И все же она поспешила прочь вслед обоим чародеям.

Выбежав на заснеженную лужайку перед тавматургической лабораторией, Пекка захлебнулась криком. Отсюда видна была большая часть Илихармы – и большая часть ее была разрушена. Тут и там поднимались столбы дыма от быстро разгорающихся пожаров.

– Только не дворец! – в ужасе вскрикнула она, обернувшись к укрепленному холму в центре столицы.

– Мы получили тяжелый удар, – промолвил Сиунтио, утирая кровь с лица с таким видом, словно только что заметил ее. – Тяжелей, чем я боялся.

– Верно. – В голосе Ильмаринена по-прежнему чудился волчий вой – голодный вой. – Теперь наша очередь…

– Наша, – повторила Пекка с ненавистью.

Конунг Свеммель прохаживался по личному кабинету маршала Ратаря: туда-сюда, сюда-туда. Развевались полы усеяннной самоцветами парчовой мантии. Нахохленный монарх изрядно напоминал своем маршалу беркута над заснеженными полями, выжидающего появления добычи.

В отличе от беркута, конунг не был расположен ждать.

– Мы обратили рыжеволосых уродцев в бегство! – вскричал он, тыкая длинным тощим пальцем в карту на стене. – Осталось ударить по ним изо всех сил, и фронт их разлетится на куски, как разбитое блюдо!

Расположение духа конунга Свеммеля могло измениться в мгновение ока: от восторга – к отчаянию или бесноватой ярости. Помимо таких несложных навыков, как умение командовать ункерлантским войском, Ратарю пришлось освоить способность поддерживать своего владыку в более-менее вменяемом состоянии.

– Да, мы оттесняем их, ваше величество, но они сопротивляются отчаянно и находятся все еще слишком близко к Котбусу.

Теперь пришла его очередь указывать на карту. Булавки с серыми головками изображали ункерлантские части, с зелеными – альгарвейские. На булавки маршал не смотрел – он наизусть мог сказать, где какое подразделение находится в данный момент. Внимание его притягивали дырочки, оставленные булавками к западу от нынешней линии фронта, там, куда дошли альгарвейцы в своем наступлении. Одна такая дырочка зияла в центре кружочка с подписью «Тальфанг», ужасающе близко от столицы. В ясный день Тальфанг можно было разглядеть с верхушек дворцовых башен. Рыжикам удалось прорваться в город – но не сквозь него.