Ванаи расхохоталась. В последнее время ей так редко приходилось смеяться, что каждый такой момент откладывался в памяти.

– И я твою! – ответила она, поднимая повыше корзину.

– Вот теперь пускай удивляются мои родные, когда я принесу свою корзину обратно, как в прошлом году, когда вернулся с твоей, – хохотнул Эалстан. Потом улыбка соскользнула с его лица. – Я оченьрад тебя снова видеть, – повторил он. – Альгарвейцы забрали многих кауниан в Громхеорте на принудительные работы и отправили на запад. Я боялся, что они и в Ойнгестуне так же сделали.

– Так и было, – ответила Ванаи, – но мы с дедом не попали в их число. – Ей вспомнилось, как близки они были к этому. – Я рада за него: он не выдержал бы тяжелой работы. – В этом она была уверена. В памяти снова всплыл Спинелло, и Ванаи пожалела, что вообще завела этот разговор.

– В Громхеорте они не выбирали, – отозвался Эалстан. – Хватали молодых и старых, мужчин и женщин. Потом погрузили в вагоны и отправили по становой жиле. Даже вещи не дали собрать. Как они надеются заставить этих людей работать?

– Не знаю, – тихонько ответила Ванаи. – Я сама задавалась этим вопросом, но… не знаю.

– Думаю, они лгут. Думаю, они затеяли что-то… – Эалстан покачал головой. – Не знаю, что. Что-то такое, о чем не хотят трубить на весь мир. Что-то очень скверное.

Он говорил по-кауниански и порой запинался, подыскивая редкое слово или окончание. Ванаи казалось, что это придает словам юноши особенный вес – тем более что судьба кауниан в Громхеорте и Ойнгестуне была ему явно небезразлична.

Ванаи не привыкла к сочувствию со стороны фортвежцев. Она вообще не привыкла к сочувствию – хотя в последнее время, когда Спинелло начал наведываться к ней, а не к Бривибасу, соплеменники стали относиться к ней милосердней. На глаза ей навернулись слезы.

– Спасибо, – прошептала Ванаи, отвернувшись, чтобы Эалстан не заметил, что она плачет.

– За что? – изумился юноша, машинально перейдя на фортвежский.

И что она могла ответить?

– За то, что ты беспокоишься за мой народ, – проговорила она, подумав. – Хотя тебя никто не заставляет. В нынешние времена все боятся только за себя.

– Если я не стану волноваться за других, – снова по-кауниански ответил Эалстан, – кто вспомнит обо мне?

– Когда ты говоришь на моем языке, то похож на философа, – заметила Ванаи, имея в виду не только смысл, но и форму сказанного. Юноше это показалось забавным. Они рассмеялись вместе. – Нет, правда!

Чтобы слова ее прозвучали убедительней, девушка невольно взяла Эалстана за руку – и удивилась сама себе. С тех пор, как Спинелло вынудил ее отдаться ему, мужское прикосновение казалось ей отвратительным. Она даже деду не позволяла прикасаться к себе. А сейчас по доброй воле взяла юношу за руку.

Пальцы их переплелись. Ванаи едва не отдернула руку – едва, но все же удержала. Но хотя движение прервалось, не начавшись, Эалстан тут же отпустил ее руку.

– У тебя, наверное, и так хватает неприятностей, – промолвил он, – чтобы к ним еще добавлять едва знакомого фортвежца.

Ванаи уставилась на него. Они были почти одного роста: так часто бывало с фортвежцами и каунианками.

– Тебе не все равно? – прошептала она таким тоном, словно только что совершила открытие века в прикладном чародействе.

– Ну конечно, – с удивлением отозвался Эалстан.

И, очевидно, для него так и было.

Ванаи успела притерпеться к презрению, к снисхождению, к безразличию. Но как воспринимать заботу, она позабыла совершенно. И вновь изумилась сама себе, когда, почти против воли, склонилась к юноше и коснулась губами его губ.

Даже на смуглой коже фортвежца был ясно заметен стыдливый румянец, но в глазах Эалстана блеснуло что-то. «Он хочет меня», – поняла Ванаи. Это должно было вызвать отвращение – со Спинелло она не чувствовала ничего иного. Но не вызвало. Вначале девушка решила, что лишь оттого, что Эалстан не потянулся к ней сразу, как сделал бы альгарвеец. И лишь запоздало поняла, что ей жарко вовсе не потому, что осенний день выдался теплым. «Я тоже хочу его», – мелькнуло у нее в голове, и это было самое удивительное – Ванаи уверена была, что прикосновения Спинелло навеки отняли у нее страсть.

– Ванаи… – хрипло прошептал Эалстан.

Она кивнула и, поколебавшись, отставила корзину с грибами.

– Все будет хорошо, – пробормотала она, даже не пытаясь сделать вид, что не знает, о чем думает юноша, и добавила: – Все у нас получится…

И все, как ни странно, получилось. Для Эалстана этот раз, очевидно, был первым. Окажись Ванаи столь же неопытна, дело, скорей всего, закончилось бы неуклюжей случкой. А так уроки Спинелло пришлись к месту самым неожиданным – для рыжего майора, по крайней мере – образом. Ванаи направляла юношу незаметно для него… и мало-помалу начала получать удовольствие от самого процесса. В голой технике Эалстан далеко уступал Спинелло и вряд ли наберется опыта, но это странным образом не тревожило Ванаи. Прикосновения альгарвейца, даже самые умелые – быть может, именно по этой причине – вызывали гадливость. Эалстан ласкал ее как Ванаи, а не как определенной формы кусок мяса. И это оказалось важней. Насколько важней – девушка поняла, лишь когда, задыхаясь от восторга, стиснула Эалстана в объятиях, совершенно забыв о майоре Спинелло.