Купленный мною роман отличался от прочих. Его герой, житель Углича, попадает в эльфийскую засаду и получает там пулю в грудь. После чего отправляется в посмертие, которое оказывается совершенно неожиданным. Он возрождается в теле нордлинга, да еще и во времена до Переноса. Причем нордлинг еще подросток, которого бьют все сверстники из-за тугодумия и неуклюжести.

Впрочем, они об этом быстро пожалели, ибо герой мобилизовал свои навыки егеря, поднакачал мышцы и показал обидчикам то, чего они заслужили. Такое перерождение увальня в лучшего драчуна всех огорошило. Далее герой стал выдвигаться в первые воины клана, да и советник из него оказался хоть куда. Далее чтение прервалось из-за того, что начало смеркаться. Гм, ну и завернул сюжет автор! Еще десяток страниц – и федерация племен нордлингов во главе с бывшим угличанином завоюет весь север Итиля!

Я начал собираться, отложив книгу. Надел кожаную куртку, сверху пыльник (вроде дождем не пахнет), ибо ночью может быть и очень прохладно. Во внутренние карманы пыльника улеглись два запасных магазина к карабину, пачка сладких галет, фонарик, два амулета. Попытался пристроить в карман флягу с водой – нет, неудобно, потому перевесил на пояс. Ну кольт и револьвер – само собой.

Проверил, все ли нужное взято с собой, и вышел на палубу. До полной темноты осталось уже недолго. Я поздоровался сначала с рулевым, потом с кормовым вахтенным и начал устанавливать сторожки. Закончив с ними, устроился на кап машинного отделения и стал следить за кормовыми секторами. Чуть позже стемнеет окончательно, тогда начну поиск специальными заклятиями, а пока можно подумать и о прочитанном только что.

Книга оставила о себе какое-то двойственное впечатление. С одной стороны, интересно и ново, с другой стороны, не покидает ощущение какой-то неправильности в ней. Немного позже впечатление сформулировалось так: как от зрелища активного пожирания того, что у нас считается обычно несъедобным, скажем, сырое мясо. При этом претензий к историческому антуражу не было. Ладно, маленько займусь делом, а дальше еще поразмышляю.

Ночь длилась. Было тихо. В кормовых секторах наблюдения было спокойно, поисковые заклинания ничего не находили. Навстречу нам разок попалась самоходная баржа вроде нашей. Я пару раз подходил и заводил беседу с кормовым наблюдателем – сначала с Федором, затем с Кириллом. К рулевому подходить не стал – ему требуется вести судно, и я его могу отвлечь от управления. Вот наблюдателю разговор как раз нужен, чтобы отвлечь от монотонного и убаюкивающего течения событий. Ближе к полуночи пожевал галет. Если я бодрствую, то всегда ем в это время.

Все тихо. Угроз не было, поэтому я то сидел на капе, то вставал и прохаживался, можно было и поразмыслить об этой литературной концепции – послать в прошлое человека нынешнего времени, чтобы он там изменил, что сможет. Если же человек, попавший в прошлое, живет тихо и скромно и не пытается своими знаниями из будущего прошлое изменить, то это ничего. Ну будет в прошлом экстравагантный житель, иногда способный под настроение пророчествовать или сделать что-то нетривиальное. Такие типы и в реальности есть.

А вот изменение прошлого опасно. Не только тем, что что-то произойдет не так, кто-то кого-то не встретит, и оттого его дети не родятся.

Да, и отдельный человек, и группы людей периодически делают выбор, выбрав из нескольких вариантов один. И оттого другие варианты отсекаются и не происходят. И есть соблазн счесть не произошедший вариант более ценным, чем тот, что был. Выбрав не тот, что был, а другой вариант действия, мы вроде как должны получить другую историю. Которая вроде как лучше истинной.

Но вот отчего же «Мы выбираем, нас выбирают»? Просто следуем своей свободной воле или наш выбор как-то детерминирован? В применении к истории – встал барон не с той ноги и выбрал союз не с Вирацем, а с Марианским герцогством? В применении к судьбе человека: кого он выбрал – Машу или Марину? Наверное, нет. У нашего выбора есть внутренние истоки, и он не проистекает из минутной прихоти. В случае с Машей и Мариной – отношение к ним молодого человека явно неоднозначно, кто-то из них ему дороже, и даже если Маша сгоряча ему откажет, то он сразу не перестанет ее любить. А когда она завтра снова скажет ему, что погорячилась и пусть он вновь придет в ее объятья, то он будет счастлив, если ее действительно любит. Если же выбирать равнодушно, без всякого собственного желания, то выбор Маши и Марины будет чисто механический. А этого в делах сердечных не бывает. Даже в чисто династических браках, без всякой любви и взаимности, жен не выбирают механически, как патроны из большой кучи или абсолютно одинаковые бутылки на полке магазина.

В политике тоже существует детерминация выбора образа действия. Эльфы не предложат оркам союза против пришлых, как бы он ни был привлекателен. Уже предложение такого союза есть глубочайшее оскорбление эльфу.

Ну и в людской политике тоже. Всех глубин я в политике не постиг, но мои собственные наблюдения говорят, что политика государства есть равнодействие многих факторов, поэтому решение о союзе или войне происходит не просто так. И здравомыслящий барон не затеет войну, против которой все его подданные. Психопаты среди баронов встречаются, но они скорее исключение, чем правило. Ибо на них династия прерывается. А более-менее долго живут только те династии, где психопаты, способные воевать просто потому, что утром было такое настроение, до наследования не доходят. Как это делается на практике – как-нибудь потом расскажу.

Поэтому я считаю, что появление даже такого джокера, как нордлинг-угличанин, только временно дестабилизирует ситуацию, а дальше она устаканится сама. Радикально изменить мир может только однократное вторжение совершенно иного, как Пересечение Сфер, или длительное и постоянное, хоть и менее значительное воздействие. То бишь угличанин должен основать династию, и династия должна пару сотен лет требовать от аборигенов соблюдения гигиены, чтобы они хоть в значительном проценте стали жить чище. Чтобы все сравнялись чистотой с пришлыми – это надо лет пятьсот. И каждый день гонять за нечистоплотность и не погибнуть самому до срока за действия «нестерпимые, непонятные, отвратительные, незнакомые нашим отцам и дедам».