Наконец Хитрая заметила в густой темноте туннеля долгожданный сигнал.

— Ур-р-ра! Печальный был прав! — воскликнул Быстрый и первым бросился к черному зеву.

— Рано еще радоваться, Быстрый, — очень серьезно сказала Хитрая.

На самом деле в глубине души она тоже ликовала. Но ей было обидно, что на этот раз Печальный оказался даже хитрее ее, Хитрой!

Все три лошади вступили под каменные своды. Дохнуло сыростью.

Туннель был пробит в скале давным-давно, еще во времена процветания Черного Города.

Князю Нелюде очень хотелось, чтобы в его горную крепость могли свободно проезжать большие подводы и повозки.

Неудивительно, что здесь и там стены туннеля были покрыты незнакомыми письменами и жутковатыми рисунками — скалящимися рожами уродливых чудовищ, танцующими скелетами и загадочными знаками черной магии.

Знаки и рисунки слабо фосфоресцировали в темноте, навевая жуть и смертное уныние.

Быстрый, хоть и хвалился знанием заклинаний, в глубине души ужасно боялся всякой чертовщины. Ему было легче сражаться с десятком волков, чем делать вид, что знаки на стенах совсем его не пугают.

Но Быстрый все-таки смог остаться таким же сдержанным, как Хитрая и Печальный, разве что прижатые к голове уши свидетельствовали о том, что ему очень не по себе.

Под крышей туннеля гнездились мыши-кровососы — они так любили ночь, что предпочитали не расставаться с ней никогда.

В сыром сумраке им было очень комфортно, почти как людям пригожим майским утром в цветущем яблоневом саду.

Конечно, напасть на лошадей никто из них не посмел бы. Слишком неравны силы. И все-таки в алчных, бордово-красных мышиных глазах светилась одна и та же мысль: «Будь я побольше да посильней, уж я бы вам устроила, копытастые…»

Некоторые из мышей выражали свою ненависть к пришельцам, нарушившим их покой, негромким, но очень злобным шипением.

Это шипение действовало на нервы всем лошадям. В особенности же — Хитрой, которая с жеребячьих лет просто не выносила змей!

То и дело Хитрая порывалась перейти на размашистую рысь. Печальному, который всегда отличался спокойствием и благоразумием, стоило большого труда удерживать ее — ведь дорога была темной-претемной.

— Разве ты не помнишь, как ты сломала себе ногу в Проклятой Пещере? — увещевал ее Печальный.

— Как тут забудешь? Она и до сих пор немного болит. Но мне так хочется двигаться побыстрее!

— Потерпи, Хитрая. Совсем немного потерпи!

И Хитрой не оставалось ничего другого, кроме как идти смирным шагом.

Чтоб не слышать мерзкого шипения мышей-кровососов, Хитрая повторяла про себя любимую свою скороговорку: «Мыли-мыли-недомыли, ели-ели-недоели, скакали-скакали-не прискакали, а как овса купили, то и как звали забыли».

Запах мертвечины все нарастал, пока не стал почти нестерпимым.

Теперь уже никто из лошадей не сомневался — в туннеле лежит не один дохлый волк, а как минимум два.

Но действительность оказалась гаже самых гадких предположений.

— Какая мерзость! — вскричал Быстрый, который шел самым первым.

— …ели-ели-недоели, — вслух пробубнила Хитрая, она была все еще погружена в свою скороговорку. — Что ты сказал?

— Я сказал «какая мерзость»! Ты только посмотри направо!

Хитрая нехотя повернула морду.

В серо-черной тьме, которую едва разбавлял нестойкий свет входа, копошилось нечто невыносимо смердящее.

Хитрая присмотрелась и ойкнула от страха. Да-да, лошади тоже умеют ойкать, когда очень уж сильно боятся.

Наконец ее зрение вычленило из зловонной кучи несколько силуэтов.

Да, это были волки. Не менее пяти. Большинство — мертвые. А вот один…

Один был все еще жив.

Он лежал на правом боку, носом к дороге, беспомощно вытянув крупные лапы опытного бойца.

В его боку зияла огромная рваная рана. Из раны на лошадей смотрели жуткие желто-бурые кишки.

Страдания раненого были очень велики. И помочь ему было уже, по-видимому, нельзя.

Когда Хитрая и Быстрый поравнялись с волком, тот громко икнул. А потом еще раз. И еще.

— Он умирает. Это предсмертная икота, — сказал Печальный, который немного разбирался в медицине. — Как жаль, что второпях я не взял с собой своей аптечки!

— Вот еще — не взял аптечки! Придумал тоже — волков лечить! — возмущенно фыркнул Быстрый. — Ты разве не помнишь, что они украли нашу Снежную? И едва не растерзали меня заживо! А Сизокрыл? Они еще и Сизокрыла загрызли! Ты разве забыл?

— Я помню это, Быстрый. И все-таки это не повод отказать в помощи больному. А тем более раненому, — отвечал Печальный. — Жестокость порождает только жестокость. Стоит только твоему сердцу очерстветь, и весь мир вокруг станет каменным. Мы, лошади, должны помнить Завет!