— Не молчи! Вижу же, что ты против! Не хочешь в Новгород?

Ярослав устало усмехнулся:

— Не о том забота, князь. Не во мне дело.

— А в чем? — удивился Владимир. Что за человек! Никогда не скажет: «отец», все «князь» да «князь». Не простил ссылки матери? Но ведь не его же сослали. Делает все так, что никогда не знаешь, что он себе думает. Советчик у Ярослава хороший — Блуд, хитер, смышлен, может, оттого сын такой молчун? Но молчун только при отце, с матерью вон как говорлив! Был говорлив… Для князя Владимира постоянное напоминание о Рогнеде — не далекий Изяслав, а вот этот сын. Если честно, то он более других достоин взять под себя Русь после отца, он умнее, сильнее и крепче остальных. Но он не старший… Хотя даже не это остановило бы князя Владимира, а именно то, что Ярослав себе на уме. Всегда себе на уме, лучше промолчит, чем выскажет, что подумал. В глубине души князь Владимир всегда ревновал сына к матери, а саму Рогнеду к Ярославу.

Мысли князя ушли в сторону от беседы, но сын вернул их на место.

— Нельзя Бориса в Ростов, а Глеба в Муром.

Ярослав сказал то, что понимал и сам князь, да только не желал признавать. Оттого слова сына показались особо обидными, вспылил:

— Думаешь, ты один с Ростовом мог справиться? Борис тоже разумен, хотя и молод.

Ярославу очень хотелось возразить, что одной разумности мало, надо еще и княжить, причем, хитро княжить. Но сказал чуть другое:

— И в Муром нельзя идти с епископом.

— Почему? — изумился снова начавший мерить трапезную шагами князь.

— Не пустят, — пожал плечами Ярослав.

— Пустят! — Рука Владимира сжалась в кулак, ясно показывая, что будет с муромой, если ослушаются. А Ярослав вдруг почувствовал усталость, сильную усталость. Отец отправил его с глаз долой в Ростов, теперь, когда они с Блудом справились, туда пойдет Борис со священниками, испортят все, чего достигли, а им надо начинать заново. И вдруг молодой князь чуть испугался — а ну как Блуд решит остаться с Борисом? Воевода уже стар, вдруг захочет покоя? Самому с новгородцами справиться будет сложно.

Занятый этой мыслью, он не стал далее пререкаться с отцом, соглашаясь, кивнул и попросил удалиться. Владимир смотрел ему вслед раздраженно, он так и не понял ни озабоченности сына, ни его настроя. Что Ярослав о себе думает? Ишь ты, сильный князь! Справился с маленьким Ростовом… Пусть попробует одолеть непокорный Новгород! А Ростов и Муром? Куда они денутся, будут исправно платить, как платили, и постепенно креститься. Разумные речи младших сыновей сделают свое дело не хуже твердой руки Ярослава и хитрости Блуда.

Знать бы Владимиру, как он ошибается! Ни Ростов, ни Муром не смирятся и епископов не примут. Там, где Блуд замирил людей хитростью, ни Борису, ни Глебу ничего не удастся проповедями. Но это будет позже.

А тогда в Новгород уезжал новый князь — Ярослав Владимирович из рода Рюриковичей, слишком похожий на своего деда Рогволода, чтобы быть любимым сыном князя Владимира.

Конечно, ни Борису, ни Глебу не хотелось уезжать от отца так далеко и в такие беспокойные места. Потому князь, во-первых, не торопил их с отъездом, во-вторых, собирал с сыновьями многочисленное христово воинство. С каждым по епископу и множество приданных священников и просто дружинников и холопов. А пока в Ростове сидел воевода Блуд, правил за князя и ждал приезда другого. Все налажено, можно и не торопиться. Ярослав в Новгород уезжал один.

Утром конь уносил Ярослава в далекий Новгород, где он станет настоящим князем, откуда начнется его путь в Киев, на великокняжеский престол. Предслава смотрела вслед удаляющимся всадникам, молча утирая слезы. Брат никогда не оглядывался, вот и теперь даже головы не повернул в сторону киевских стен. Все верно, зачем? Они попрощались еще вчера, а сегодня у Ярослава началась уже новая жизнь, и есть ли в ней место сестре — непонятно. Когда он несколько лет назад уезжал в Ростов, сердце Предславы так не щемило. Может, потому, что была еще слишком мала и не понимала? А может, чувствовала, что это не навсегда… Теперь точно знала — навсегда. Даже вернувшись, Ярослав будет уже совсем другой.

Предслава права, любящее сердце не обмануло княжну.

Кони быстро несли всадников по замерзшему Днепру. Главное — не попасть в полынью, остальное не сложно. Надо торопиться, пока река подо льдом и нет ни оттепели, ни сильных морозов. Но ледяная дорога наезжена, хорошо видны следы совсем недавно промчавшихся саней, да и сами сани тоже недалече, слышен звон бубенца, подвешенного на шею коренной. Это новшество пока редко для Руси, но встречается все чаще.

Обоз из трех саней и двух верховых догнали быстро, но пришлось поплестись за ними. В этом месте Днепр делал поворот, и по сторонам снежное покрывало не взрыхлено ни одним следом. Сначала Ярослав хотел свернуть и объехать прямо по нетронутому снегу, но послушал гридя, показавшего:

— Смотри, князь, там полыньи, должно быть…

И впрямь, снежная шапка слишком неровная, местами она вдруг уходила вниз, точно проваливаясь. Это вполне могли быть полыньи, не замерзающие даже в сильные морозы, а морозов как раз и не было. Вздохнув, Ярослав придержал коня.

Потом он размышлял, судьба ли это? Потому как из-за поворота реки из прибрежных кустов на них вдруг вылетела целая шайка с рогатинами и топорами наперевес. Вернее, не на них, а на ехавшие первыми сани. Те двигались не споро, потому возница успел остановить, встали и двое следующих, замерли сзади верховые. Это длилось, казалось, целую вечность, мужики с рогатинами стояли, уставившись на людей в санях, а те, в свою очередь, глазели на напавших, и никто не знал, что теперь делать. Первым опомнился Ярослав. Он заорал во все горло: