Но вот подошел Хаджия и шепнул на ухо Брычкову:

— Не играй с Македонским — он тебя оберет.

Брычков кивнул и продолжал играть еще более сосредоточенно.

— Но ты не кладешь денег на стол, — сказал он наконец Македонскому, — а ведь я уже выиграл у тебя одиннадцать франков и хочу их получить.

— Не беспокойся, братец. Я, слава богу, честный человек, — отозвался Македонский, тасуя карты.

И вдруг игра приняла другой оборот. Стало везти Македонскому. Брычков начал сердиться. Македонский громко удивлялся, почему ему так идет карта. Вскоре он вернул свой проигрыш и начал выигрывать.

Хаджия с жалостью смотрел на Брычкова.

Брычков продолжал играть. Он начал обливаться потом, так как проиграл уже два наполеона. У него осталось всего пять франков, и он поставил их все сразу. Македонский выиграл. Брычков остался без гроша. Македонский взглянул на стенные часы и сказал:

— Одиннадцать часов! Пойдем обедать!

— Но у меня больше нет денег! — растерянно проговорил Брычков.

— Я тебя угощу, не бойся! Что мое, то твое. Здесь в Румынии всегда так. Мы тебя не оставим. Ведь тут чужая сторона.

Как ни странно, этот человек уже подчинил Брычкова своему влиянию. Его уверенный, насмешливый, лукавый взгляд, в сочетании с беззаботным отношением к жизни, словно приворожил юношу, и тот машинально последовал за Македонским и Хаджией.

Они вернулись в корчму знаменосца.

Странджа уже приготовил обед для своих завсегдатаев — хэшей: снятая с огня кастрюля с фасолью испускала горячий пар. Осталось только подождать нахлебников. И вот они стали входить по одному, по два, и вокруг длинного стола, стоявшего посреди корчмы, расселись голодные люди, которые с ложками в руках нетерпеливо ждали, чтобы Странджа наполнил их тарелки. Среди них были и все наши вчерашние знакомцы. Вскоре начался шумный обед, — губы захватывали пищу, челюсти пережевывали ее, глотки проглатывали. Разговоры велись оживленные и на разные темы. Говорили о политике, о том, как ночью взломали кассу одного богатого купца, о «грабителях народа», о том, что из Мачина приехал богатый турок, которого надо убрать, о том, какие были в позапрошлом году сражения в Болгарии, и о скаредности чорбаджий. Все, кроме Брычкова, принимали живое участие в этих интересных разговорах. После того как сотрапезники пропустили по нескольку чарок кислого дешевого вина Странджи, все глаза загорелись, а речи сделались еще более пылкими. Чаще стали слышаться ругательства и угрозы. Бранили одного всем известного богатого болгарина, перебивали друг друга, раздражались.

— Если я не вспорю ему брюхо, толстое, как полный бурдюк, пусть не зовут меня больше Станчо Дерибеем! — кричал один рослый парень, быстро и ожесточенно жуя.

— Злодей проклятый! Ни ломаного гроша нам не дает, обрек нас на голодную смерть… Но я его распотрошу — только попадись он мне в руки! — кричал, угрожающе подняв вилку, другой сотрапезник, смуглый бородатый мужчина.

— Вы слышите? Эти чорбаджии пьют пот бедняков… Я говорю: прежде чем истребить турок, нам нужно вырезать толстосумов… нет иного спасения! — кричал третий, постоянный читатель газеты «Свобода» {14} .

— Ишь ты какой! — перебил его четвертый. — А ты, сударь, поработай да попотей маленько, а тогда уж и хули других… Как будто чорбаджии для того наживают деньги, чтобы совать их за пазуху Петко Мравке!

Петко Мравка удивленно повернулся к тому, кто посмел бросить ему в лицо подобные слова. Потом проговорил с жаром:

— Я и работал и потел на Балканах; я служил народу и кровь проливал, а что делал ты?.. Ты тогда продавал коврижки.

Но противник его вскипел и, выпив чарку до дна, сказал:

— Продавал я коврижки или нет, про то я сам знаю. Это не твое дело. Но, если хочешь, я тебе покажу свои раны на ноге… Не один ты ходил в бой; однако другие люди не дерут горло, как ты…

Несколько человек закричали:

— Димитро! Молчи! Мравка прав… Чорбаджии — предатели и мироеды.

— Всех их перережем! — подхватили другие.

— Долой чорбаджии! Да здравствует народ!

— Да здравствует коммуна! — взревел Спиро Македонский и с силой ударил кулаком по столу.

В те времена коммуна была новым, а значит, модным явлением.

Между тем чарки с дешевым вином то поднимались, то опускались. Говор становился все более громким. Два человека, сидевших рядом с защитником чорбаджий, уже успели, — слово за слово, резкость за резкостью, — вцепиться друг другу в волосы и подраться. «Предатель!», «Шпион!» — слышались крики дерущихся. Воинственным духом заразилось и все остальное общество. Одни заступались за Димитро, который вопил, как подстреленный, другие — их было большинство — возмущались им. Все сгрудились в кучу.

— Вон! Вон! — послышалось множество голосов.

— Вон, чорбаджийский дружок! — подхватили другие, и несколько жилистых рук подняли слабосильного Димитро, намереваясь отнести его на лестницу и вытолкнуть вон.

— Стрелять буду! Пустите меня! — взвизгнул Димитро, выхватывая револьвер.

Все это могло бы привести к печальным последствиям, если бы не вмешался Странджа.

— Стойте! Оставьте Димитро! — крикнул он, расталкивая рассвирепевших хэшей.

— Он подхалим! — заорал Мравка.

— Неправда! — сказал Странджа.

— Как неправда? А кто ж он такой?