— Нет его здесь! — равнодушно повторил чиновник, отложив в сторону реестр, и снова принялся за прерванную работу.

Милена поняла, что ей тут больше нечего делать, и вышла во двор. Грудь ее расширилась, вдыхая чистый воздух. На душе стало легко, весело. Она зашагала к воротам. Но в это время ее окликнули из окна конторы. Милена обернулась.

— О, мешок свой забыла! — спохватившись, воскликнула она.

И сейчас же пошла за ним обратно. Остановилась у двери, где он лежал, подняла его и хотела было идти.

— Постой, молодка! Куда ты? — послышался голос из-за письменного стола.

Обернувшись, она увидела, что на этот раз над реестром склонились двое. Видно, ее позвали не из-за мешка: они вряд ли даже его заметили, а хотят сказать что-то другое.

Милена в недоумении остановилась.

— Как зовут твоего мужа? — спросил другой чиновник, безбородый, которого прежде в конторе не было.

— Стоян Тасков из села П., — отчетливо назвала Ми лена.

— Из П.? Стоян Атанасов. Доставлен капитаном Начевым… — промолвил безбородый, водя пальцем по реестру.

— Да, это он, — пробормотал другой.

Потом оба пошептались, и безбородый быстро вышел из комнаты.

— Он тут был? — спросила Милена, и сердце ее заколотилось.

— Подожди немного, молодка, — сказал прежний чиновник, закурил папироску и, вынув перо из-за уха, стал что-то писать.

Милена стояла в оцепенении. Что такое? Уж не приведут ли сейчас Стояна?

Молодой чиновник скоро вернулся с полосатой шерстяной сумкой в руках.

— На, возьми сумку, красавица; унеси ее!

Милена, озадаченная, машинально взяла сумку.

— Стоянова сумка! — вскричала она, растерянно глядя на чиновников.

— Да! Возьми ее с собой… Тут его вещи… Господь прибрал его, молодка: недавно похоронили, — торопливо сообщил чиновник, стараясь поскорей окончить неприятное объяснение.

Милена глядела опешив, как будто ничего не понимая, потом схватилась за голову и закричала пронзительно, на весь дом. Упала возле двери на пол, со сбившимся на голове платком, стала плакать, стонать, сжимая в руках Стоянов мешок. Раздирающие вопли ее терзали душу.

Чиновник скоро потерял терпение.

— Довольно, молодка, довольно! — строго сказал он. — Ступай! Муж твой умер. Понимаешь, умер! Дома у вас лежал бы — все равно умер бы!.. Не вопи, иди себе!..

Милена, в отчаянии, не слушала его.

Тогда он не на шутку рассердился.

— Ты слышишь? Я не люблю, когда у меня тут вопят, — сказал он, вставая. — Простой солдат, а шум-гвалт такой, будто умер фельдмаршал!.. Черт побери! — тихо добавил он.

Этот чиновник перевидал столько чужих, неизвестных ему покойников, уносимых отсюда, так привык к зрелищу человеческого страдания, что неспособен был тронуться горем Милены или отнестись к нему сочувственно. У него очерствело сердце, как у священников и врачей. Душераздирающие крики Милены только досаждали ему…

Сама не своя вышла Милена из больницы с двумя сумками на спине вместо одной. Зашагала куда глаза глядят, не зная, куда идет… и очутилась опять в городе, на Витошской улице. Шла, громко всхлипывая и вызывая удивленье встречных. Но скоро опомнилась, оглянулась по сторонам и остановилась. Как раз на том самом месте, где она останавливалась недавно, чтобы посмотреть на диковинную погребальную колесницу. Ей вспомнились вдруг и эта колесница, и священник, и солдат, и длинный черный гроб. Страшная мысль вдруг пронзила ее сознание.

— Матушки, да ведь это он и был давеча! — воскликнула она и беспомощно зарыдала, припав к фонарному столбу.

К ней подошел полицейский, тронул ее за плечо:

— Не собирай прохожих, молодуха!

Милена отшатнулась от него и быстро пошла вверх по улице. Теперь она шла сознательно: она шла по следам, оставленным черной колесницей.

Шла на кладбище.

Сумерки застали Милену неподалеку от Софии, и она заночевала на деревенском постоялом дворе. Забылась только поздно ночью. Во сне опять увидела Стояна — на какой-то привольной горе, где густые тени падают от широколистых дубов, а вечерний ветер далеко разносит журчанье прохладной горной речки. Она вспомнила, что ей приснилось, будто Стоян умер в больнице и что она встретила повозку, в которой его везли зарывать в землю, вспомнила, что искала его могилу и упала на нее… Какой страшный, лживый сон! Она благодарила бога, что это был только сон… Всю ночь она бредила и стонала. И, проснувшись на заре, вспомнила все, только долго не могла разобрать, что было наяву и что во сне.

1891

Перевод Е. Яхниной

Поезд только что прибыл и уже готов был тронуться в путь. Он останавливался здесь всего на две минуты, чтобы сдать почту. На этой глухой станции никто никогда не садился и не выходил.

Но сегодня, против обыкновения, перед ее зданием гудела целая толпа. Мужики и бабы шумно прощались с молодыми парнями в шапках, украшенных букетиками цветов и веточками самшита. Это были запасные из ближнего села С., которых везли на учения. Уезжали они всего на три недели, но родственники, взволнованные слухами о войне, провожали их так, будто расставались надолго, а может, и навсегда.