Еще чаще он закидывал ее муками своей музы – потугами гениального рифмованного бреда собственного сочинения, а порою, его сообщения носили более глубокий характер и он присылал строчки из классических произведений, невольно угадывая те, которые были нежно любимы Соней:

«Я твой король Любви – единственный король,

Который, может быть, заслуживает власти!«3

Конкретно в этих строках Соня, кроме его вездесущей любви, которую Олли пытался пропихнуть во все отверстия, попадаемые в поле его видимости, ничего и не замечала, но Артем Охренчик, знающий брата как свои двадцать пальцев, не задумываясь, отметил бы хорошую мину при великолепной игре и поднял бы его имя в турнирной таблице на самый топ, а сам в который раз усмехнулся бы себе под нос и подивился поразительной схожести Оливера на самого Сирано, страдальца и паяца. Но кроме Шера, находившего в произведении себе аналогию – Ле Бре, друга Сирано, такое мог предположить лишь дикий любитель фантастики, так как о натуре братца кроме него не знал никто.

Так что Соня о струнах его души была не осведомлена, а если бы и была, то ей это не понравилось бы абсолютно. Но она уже не так сильно презирала его за проявленные чувства, ей даже льстило его внимание – ну и что с того, что у них еще не было даже самого захудалого мультяшного поцелуя, ну и что с того, что она не подпускает его к себе и на метр! Все это так неважно, когда она желает мести его брату и пока не замечает, что на горизонте, спионеренными с Вегаса мигающими вывесками маячат нехилые возможности благоустроить свою судьбу, забыв о дурных мыслях.

Но дурные мысли они на то и дурные мысли, что не желают оказаться похороненными заживо в теле юной мисс Матвеевой, будучи пресеченными в корне. Или это мисс Матвеева не желает становиться кладбищем для дохлых bad-мыслишек? Не суть. Факт остается фактом, что они продолжают плодиться и не оставляют тельце бедной девушки, совершенно запутавшейся и видящей смысл лишь в мщении, хотя она уже и не так яро отстаивала свои некогда пылкие чувства. «Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви,» – гласит народная мудрость, с которой Сонечка пока не ознакомлена, но уже находится на пути к осмыслению сего факта самолично.

А пока на ее шее висит забавный кулон в виде скрипичного ключа на змеящейся серебряной цепочке, в голове же зиждется касарь тёмных темных идей и перед глазами картинки веселенького похода на вечеринку мэра, где ее принц веселился тем, что в режиме рыцаря чинил вышедшую из строя сантехнику, сменились на картинки бурного на эмоции воскресного вечера.

После досконального обшаривания «Crazy World», когда они с Егором окончательно убедились в том, что сестричка территорию покинула, а созвонившись с другой парой искателей, Лизой и Лешей, и узнав, что ее нет ни дома, ни в школе, ни вообще нигде, где она предположительно могла бы быть, они предприняли контрольную попытку к дозвону до нее, но и она потерпела крах. Предельно огорченные родственнички дружно, не сговариваясь, решили проведать также и студию звукозаписи Оливера, так как Егор искал в компании сестренки Басса, а Соня же, в свою очередь, искала Шера, считая, что раз они с братом такие великие друзья, то он вполне мог воспользоваться его студией для занятий непристойностями с «хитрой бестией» Леной.

Они, конечно, еще долго себя корили, что не додумались прийти сюда раньше, застав весьма прозаичную для криминального канала картину: несколько парней в яркой свободной одежде урбан-стайла в черных масках с прорезями для глаз затащили в гигантский джип безвольно болтавшегося на их руках человека пропорций Оливера, как решил Егор; пропорций Хренчика, как решила Соня. Машина тут же сорвалась с места, а пребывающие в ступоре брат с сестрой хаотично оглядывались в поисках тачки, чтобы организовать погоню.

В поле их зрения попала лишь одна – черный бумер шестой модели:

– Не знаю, как ты, но я угоняю тачку Охренчика, – выкрикнула Соня, на всех парах мчась к машине.

– Ты водить-то умеешь? – поддел ее брат, обгоняя и дергая дверцу, оказавшуюся закрытой (благо, сигнализация чудесным образом была в отключке). Ловя удивленный взгляд сестренки, он достал из кармана отмычку, но в подробности ее приобретения вдаваться не стал, лишь, прищурив глаза, от чего от уголков его окуляров стали расползаться добрые морщинки, стал примеряться к замку.

На самом деле его заинтересованность предметами взлома носила банальный характер, делавший ставки на егоровскую юность и беззаботность. Всего-то лишь: увлечение угоном тачек. Хотя, если оставить это утверждение без разъяснения, то его можно будет причислить к типичным ворам, каковым он не являлся. У этой истории была предыстория. Еще на первом курсе своего обучения в «Оксфорде» Егор сдружился с ребятами, в чьих жилах адреналин кипел не по-детски. Они являлись заядлыми трэйсерами, прыгали с парашютом, спускались на бурных потоках на байдарках и прочем, но главным их увлечением был ночной стритрейсинг. Сначала Егор приходил на гонки зрителем, а через некоторое время и сам стал участвовать. Обычно гоняли на деньги, потом стали гонять на машины, на желания, на «рабство», впрочем, все это стало скучным и в один день был предложен новый квест: угнать машину и добраться на ней первым до пункта назначения. После игры тачки возвращали на место, но навыки вскрытия закрепились в его голове накрепко.

Соня, покрутив пальцем у виска, обогнула машину и, ловко просунув руку под капот, извлекла запасные ключи:

– Держи!

– Откуда ты знала, что они там?

– Считай, я твоя добрая фея Динь-Динь, – благодушно присела перед ним в реверансе Саннетт.

– Габаритами не прокатываешь, мелкая, – ухмыльнулся брательник в спешном порядке занимая водительское кресло.

Он сноровисто вырулил с места парковки и поехал в ту же сторону, куда уехало японское чудо о четырех колесах.