Последнее шоу того тура было в Pacific Amphitheatre, что в Орандж Каунти, Зрители там размещались на газоне и поэтому влезть могло до 20 000 человек. Все билеты были проданы. Казалось, что большая часть народа пришла, чтобы поздравить нас с возвращением домой после года завоеваний, когда мы стали чем-то типа местных героев, но практически не выступали дома в Лос-Анджелесе.

Незадолго до того завершающего концерта, члены Aerosmith подарили каждому из нас по набору чемоданов от Halliburton в знак благодарности. Мне кажется, они испытывали к нам жалость – несмотря на успех Appetite и “Sweet Child”, мы по-прежнему держали все наши пожитки в брезентовых вещевых мешках, залатанных скотчем – по-прежнему всего лишь хулиганы из трущоб.

Побочным эффектом того, что в течение тура мы прятали свой алкоголь и наркотики стало то, что было меньше безумств даже за закрытыми дверями. Но на это последнее шоу пришли все кого мы знали, чтобы поздравить нас с успехом и покутить в честь победы уличного рока. Половина Лос-Анджелеса вдруг захотели дружить с нами, многие принесли наркотики, чтобы прогнуться перед нами. После того, как мы отыграли и вернулись за кулисы, чтобы начать вечеринку, мне вручили восьмую часть унции (3,5 грамма) кокаина. Я по-прежнему не баловался кокаином, и учитывая моё паническое расстройство, всё, что давало эффект «подъёма» меня пугало. Но чёрт с ним, у меня про запас был Валиум и водка, чтобы справиться с любыми последствиями. Мы же были на первом месте. Мы были дома.

Окей, подумал я после того как накатил ещё парочку, я занюхаю кокаина.

Чуть позже меня пригласили на сцену, чтобы сыграть с Aerosmith финальную песню тура. Я так и застыл. Они хотели, чтобы я играл “Mama Kin”, песню которую Guns перепели на Live! Like a Suicide, песню, которую я любил всю свою жизнь.

Блять, а меня так штырит с кокса…

Так, быстро: выпей большущий стакан водки и съешь таблетку.

Когда я вышел на сцену с Aerosmith, я впервые испытал на себе отравляющую смесь успокаивающих и веселящих препаратов. Бесчисленное множество раз я ещё приму эту смесь в будущем. Не знал я, что это станет моим секретным зельем, моей панацеей на последующие шесть лет. Я принимал это, когда мне было грустно. Принимал, когда было весело. Принимал до тех пор, пока у меня чуть не отказал мозг, когда я потерял всякую надежду и был оставлен умирать.

Оглядываясь назад, я думаю о той ночи, как о моменте, когда началось моё превращение из парня, у которого был и дух и душа, который смотрел на стакан, как на половину полный, в чёрную тень того, кем я когда-то был.

“Sweet Child” был вытеснен с первой позиции песней “Don’t Worry, Be Happy”, но Appetite поднялся на вершину альбомных чартов и оставался там несколько недель. Наша жизнь начала безвозвратно меняться.

Все парни из Guns пришли из простых семей рабочего класса. Деньги никогда не были тем, в чем мы разбирались – потому что их у нас не было. Прежде мы долгое время довольствовались малым. Теперь, у нас была хитовая запись. Я помню, как получил первый чек: каждый из нас получил 80 000 долларов. Это была непостижимая сумма денег. Эта сумма была для нас словно миллион долларов.

Чек заставил меня еще раз задуматься обо всех историях, которые мы теперь знали, о том, как надули Aerosmith и как парням из группы Эллиса Купера пришлось заложить свои гитары. Я размышлял над теми парнями, что видел в Голливуде – типа Слая Стоуна – и думал: Ух ты, предполагаешь, что у них есть деньги, а они живут в каких-то дерьмовых квартирах.

Я всегда боялся, что меня обворуют. Не имея никаких представлений о том, как действовать или что делать, чтобы избежать этого, Я вновь обратился к уличной смекалке, той вещи, которой у нас у всех была в избытке. Я подходил к каждому из наших бухгалтеров, в том числе к главе CPA (CPA – дипломированный бухгалтер-ревизор), спрашивая их адреса: “Я хочу знать, где вы живете?”

Я делал это, не важно, правильно это было или нет.

Когда мы получили эти 80 000, бухгалтеры сказали, денег будет еще больше, они будут поступать снова. Еще они сказали, что нам пора подумать о том, что мы будем делать с этими деньгами. Они предлагали нам купить себе жилище. Я не знал, что значит процентная ставка, что значит ипотека. Я запаниковал. Но когда 3 недели спустя мы получили еще один чек, Я подумал: “Окэй, думаю, Я могу прикупить дом”.

Я начал работать с агентом по недвижимости, и мы осмотрели места. Сперва мы осмотрели Голливуд, но Я решил, что лучше уйти из этого места. Когда мы вернулись в Лос-Анджелес после того, как Appetite достиг таких высот, все внезапно стали одеваться как мы, с банданами, пытались звучать как мы. От этого становилось душно. Так что я хотел быть подальше от этого. Я остановился на том, что купил маленькое милое местечко в Studio City, с двумя спальнями и маленьким бассейном. Это место было так близко от Голливуда, что вы практически там и были – всего лишь на другой стороне холмов. Я купил это место в самый разгар на рынке недвижимости, но Я не знал даже, что это значит. Мы все купили дома после того, как закончили тур с Aerosmith. Мы впятером купили места в одном и том же месте, в округе Laurel Canyon. Наши дома стояли на главной дороге, или около нее. Очевидно, думая, что доступность будет плюсом, мы не понимали, насколько наши жизни вскоре изменятся. Вскоре, нам захотелось выбраться из этого аквариума.

Я впервые в жизни купил себе престижную новую машину – Corvette. Вскоре после этого, мой брат Джон приехал в Лос-Анджелес, чтобы навестить меня.

“Вау, ты купил Корвет. Не привыкай тратить так много денег, а то они скоро исчезнут” – сказал он, поднимая бровь.

Мы, МакКэганы, росли с осознанием того, что мы не должны жить не по средствам. Никто из моих братьев и сестер не покупал автомобили или дома, которые они не могли себе позволить. Я был первым из нас – младшим ребенком в семье, который начал зарабатывать реальные, большие деньги, о которых никто из нас даже подумать не мог. И мой брат навестил меня.