С 1847 г. эстетические достижения передового направления закрепляются программой журнала "Современник" – лучшего журнала эпохи, ведущим редактором которого Некрасов оставался на протяжении двадцати лет (1847–1866), вплоть до официального запрещения журнала и своего перехода в другой печатный орган, "Отечественные записки" (с 1868 г.), объединивший лучшие литературные силы современности.

В совместно с Белинским изданный "Петербургский сборник" (1846) вошли четыре стихотворения Некрасова: "Отрадно видеть, что находит…", "Колыбельная песня (Подражание Лермонтову)", "Пьяница", "В дороге". По воспоминаниям мемуариста, после прочтения Белинскому стихотворения "В дороге" у критика "засверкали глаза, он бросился к Некрасову, обнял его и сказал чуть ли не со слезами в глазах:

– Да знаете ли вы, что вы поэт – и поэт истинный?" "Совершенный восторг" Белинского вызвало также стихотворение "Родина". Именно в этих, уже отражающих самобытное дарование поэта, произведениях обозначились новый "предмет" и новый "герой" его поэзии. Сам Некрасов позднее говорил об этом очень точно: "Да, я увеличил материал, обрабатывавшийся поэзией, личностями крестьян… Передо мной никогда не изображенными стояли миллионы живых существ! Они просили любящего взгляда! И что ни человек, то мученик, что ни жизнь, то трагедия!"

"В дороге" раскрывает трагедию крепостных людей: ямщика, отрабатывающего оброк в столичном городе, и его жены Груши, которая тихо угасает среди непосильных для нее крестьянских трудов. Но истории ямщика и страдалицы Груши представлены не только как типические проявления общей народной доли, запечатлевшейся из слагаемых народом песнях. Так может показаться лишь вначале: склонный к рефлексии барин, уповая на легендарную "удаль" ямщика, надеется (отчасти сознательно впадая в самообман) с его помощью "разогнать" душевную тревогу, "скуку" ("Песню, что ли, приятель, запой / Про рекрутский набор и разлуку; / Небылицей какой посмеши…"). Взамен же он узнает от собеседника-крестьянина очень личную, неповторимую в своей конкретности, житейскую быль.

Композиция стихотворения – "с обрамлением" – представляет собой "рассказ в рассказе". И от этого, как справедливо замечает Н. Н. Скатов, "само страдание… прочувствовано вдвойне или даже втройне: оно и от горя мужика, которого сокрушила "злодейка жена", и от горя несчастной Груши, и от общего горя народной жизни". И хотя виновник несчастья Груши и ее мужа точно указан (господа из прихоти воспитали Грушу на дворянский манер, вместе с барышней, а затем вновь отправили ее в крепостное состояние: "Погубили ее господа, / А была бы бабенка лихая"), содержание стихотворения несводимо к какому-то одному, пусть даже и самому несомненному выводу. Читателе, благодаря всепроникающему авторскому взгляду, способен понять и невольную вину ямщика, не сознающего глубины происходящей рядом трагедии, и внеличностную, но все-таки вину "скучающего" барина, бессильного что-либо изменить, торопливо прерывающего наивное признание собеседника: "А, слышь, бить – так почти не бивал, / Разве только под пьяную руку…".

Современники Некрасова единодушно отметили, что в стихах, где лирическое "я" поэта входит в соприкосновение с крестьянским бытом, звучит действительно народная, живая речь: "он не сочиняет ни речи, ни сочувствий" (А. А. Григорьев). Для Некрасова было естественным вступление в народный мир через точное, буквальное воспроизведение крестьянских говоров. Именно их он привлекает в стихотворении "В дороге". Здесь повсюду рассыпаны диалектизмы:

Иначе создается народный колорит в другой "удивительной песне" Некрасова – "Огородник" (1846). В этом лирическом повествовании о недолгой любви "хозяйской дочери" и простого крестьянина звучит та же мысль, что и в стихотворении "В дороге" – мысль о несовместимости человеческого счастья с противоестественными отношениями социального неравенства. Но в "Огороднике" тягостная мысль смягчается песенной интонацией, оставляющим впечатление приволья четырехстопным анапестом. Это первый лирический опыт Некрасова в освоении фольклора. К. И. Чуковский отметил приемы, которые использует поэт, стремясь воссоздать народно-песенный колорит: "Тут и отрицательные параллелизмы:

Тут и двойные слова, свойственные песенному стилю: "я давал, не давал", "расплетал-заплетал", "круглолиц-белолиц", "целовал-миловал", "мужику-вахлаку" и т. д… Тут и такие фольклорные постоянные эпитеты, как."ясны очи", "белая рученька", "золотой перстенек", "буйная голова",, "кудри – чесаный лен", "краса-девица", "словно сокол гляжу" и т. д.".

Лирика Некрасова и в будущем постоянно обнаруживает тяготение к устному народному творчеству. В этом отношении поэту удается достичь художественного совершенства ("Дума", "Зеленый шум", "Орина мать солдатская", цикл "Песни" и др.). Но и в стихи, далекие от крестьянской темы, так или иначе входит столь любимая Некрасовым простонародная речь. Даже в пору смертельного недуга говорить о своем душевном состоянии поэту помогает фольклор:

Как пишет К. И. Чуковский, собственный стиль Некрасова так часто переходил в народный и наоборот, что их почти невозможно разграничить. Еще ярче эта особенность проявилась в предреформенные 50-е годы.