— Примите от меня цветочки, и пусть святой Иоанн вам даст свое благословенье, и счастье вам пошлет!

Алиса с удивлением, но приветливо взяла букетик, который ей протягивала девочка, но Бенно, знавший значение этой церемонии, пришел в полное смятение.

— Что вам вздумалось, ребята? — произнес он, отступая назад, но отделаться от Наци было не так-то легко, и он энергично втиснул букет в руку доктора.

— Возьмите же цветы, — весело сказала Алиса. — Однако что все это значит?

— Это — старинный обряд, призывающий на вас благословение святого Иоанна, — смеясь, объяснила Эрна, — а цветы означают, что ты непременно должна станцевать с доктором, Алиса. Боюсь, что отказаться нельзя.

— О, да это прелесть что такое! — радостно вскрикнула Валли и захлопала в ладоши от восторга. — Бенно должен танцевать, непременно должен!

Бедный Рейнсфельд отчаянно отбивался, но Герсдорф и Вальтенберг со смехом приняли сторону Валли, и даже Эрна, понявшая по смущенной физиономии матери Наци, как было дело, приняла участие в шутке.

— Достаточно сделать один тур, Алиса, — сказала она. — Принеси эту жертву старинному обычаю: крестьяне будут глубоко обижены, если ты не станцуешь с их любимым доктором. Отказавшись танцевать, ты откажешься и от благословения, которое они так от души призвали на тебя.

Но Алиса, казалось, и не находила в этом ничего особенного. Она улыбнулась при виде страха, с которым молодой доктор отказывался от танцев, и, обращаясь к нему, сказала вполголоса:

— Придется покориться, доктор. Как вы думаете?

У доброго Бенно, который если и танцевал когда-либо, то разве на деревенском празднике, положительно закружилась голова при этих словах.

— Фрейлейн!.. Вам угодно? — пробормотал он.

Вместо ответа Алиса встала и взяла его под руку; окружающие, считавшие, что так и следовало сделать, поспешно расступились, музыка заиграла, и в следующую минуту пара закружилась.

Тем временем баронесса Ласберг почувствовала себя несколько лучше: тишина и прохлада уединенной комнаты принесли ей пользу. Величественно шурша платьем, она направилась обратно в садик, но, к своему неудовольствию, нашла выход из дома загороженным: на высоком каменном крыльце гостиницы вплотную стояли люди, между прочими Гронау с Саидом и Джальмой, и даже хозяин с хозяйкой были тут; все вытягивали шеи и с напряженным вниманием глядели поверх голов тех, кто стоял ниже, на площадку, которая была видна отсюда, как на ладони. Очевидно, там происходило что-то необыкновенное.

Старая дама, разумеется, была выше любопытства, в то же время ее привело в негодование, что никто не замечает ее. Она повелительно обратилась к Саиду, стоявшему ближе других.

— Саид, дайте мне пройти! Господа еще в саду?

— Нет, на площадке, — радостно ответил Саид.

Баронесса рассердилась. Она тотчас поняла, что такая неприличная выходка — дело рук этой ужасной Валли!

— И фрейлейн Нордгейм оставили одну? — спросила она.

— Мисс Нордгейм танцует с господином доктором, — объявил Саид, осклабившись, отчего его белые зубы так и сверкнули на черном лице.

Баронесса только пожала плечами в ответ на чепуху, которую нес этот человек на своем ломаном немецком языке, но невольно взглянула по направлению его руки и увидела нечто, заставившее ее окаменеть на месте: коренастую фигуру доктора и в его объятиях молодую девушку в светлом летнем платье и соломенной шляпе с цветами, свою воспитанницу, Алису Нордгейм! И они танцевали! Алиса Нордгейм танцевала с мужицким доктором!

Это было больше, чем могли вынести и без того расстроенные нервы баронессы Ласберг, у нее закружилась голова. Саид услужливо подхватил падающую даму, но решительно не знал, что делать дальше, а потому испуганно закричал:

— Мастер Хрон! Мастер Хрон! У меня дама!

— Так держи крепче! — не оборачиваясь, ответил Гронау, стоявший несколькими ступенями ниже.

Но крик Саида привлек внимание хозяина и хозяйки; они поспешили на помощь, все кругом засуетились, а Джальма сломя голову бросился вниз по лестнице на площадку.

Гронау задержал его.

— Стой! Куда?

— За доктором! — крикнул малаец, горя усердием.

— Не надо! — выразительно сказал Гронау. — Неужели бедному доктору нельзя позволить себе и минутку удовольствия? Пусть потанцует! Успеет и потом привести в чувство старую… Джальма! Ты опять уже двигаешь губами? Я сверну тебе шею, если ты выговоришь это проклятое слово! Баронессу, хотел я сказать!

На площадке происшествия никто не заметил, и пара продолжала танцевать. Рука Бенно обнимала тонкую талию Алисы, а его глаза не отрывались от милого личика, теперь уже не бледного, а розового от быстрого движения; она смотрела на него блестящими глазами, и в этом взгляде потонули для него и Оберштейн, и весь мир.

Что касается оберштейнцев, то они были в высшей степени довольны исходом дела и выражали свое одобрение самым недвусмысленным образом: музыканты пиликали с удвоенным усердием, парни и девушки помогали им веселыми возгласами, Наци и его сестренка в восторге прыгали в такт, и вдруг все зрители запели хором: