— Так точно, господин капитан.

Во взгляде Ванини сквозил упрек, в выражении лица проглядывалось смущение человека, пойманного на лжи.

Кунце приехал в Нагиканицу хорошо подготовившись. Он провел несколько телефонных переговоров с Сараево, затем съездил поездом в Линц и там переговорил со множеством людей.

— Когда вы приобрели цианистый калий в гарнизонной аптеке Сараево, у вас уже не было ни камеры, ни другого фотографического оборудования. Это верно?

— Так точно, господин капитан.

— Зачем же вам нужен был цианистый калий?

— Я уже вам говорил, господин капитан. Я хотел сделать несколько снимков на празднике цветов.

— Но у вас ведь уже не было фотоаппарата?

— Я надеялся его выкупить. К несчастью, это мне не удалось.

— Ну хорошо. А что же вы сделали с цианистым калием?

— Наверное, я его выбросил.

— Точно вы не знаете?

На лбу молодого офицера блестели бисеринки пота.

— Это было так давно. Как я сейчас могу вспомнить?

Кунце затаил дыхание. Кто мог подумать, что погоня за фантазией, химерой превратится в настоящую охоту? Возможно ли, что он стоит перед разгадкой тайны этого Чарльза Френсиса? А вдруг ни на чем не основанное предположение, которое пришло ему в голову несколько дней назад, действительно является ключом от камеры Дорфрихтера? Неужели Дорфрихтер не виновен, а преступником является Ванини?

— Вы ведь без особой охоты служите в армии, не так ли, Ванини? — спросил он.

Молодой человек посмотрел на него с недоумением.

— Что вы имеете в виду? Служу ли я охотно как гражданин или как офицер? Я не понимаю вашего вопроса, господин капитан.

— В Линце от вас часто слышали оскорбительные высказывания в адрес ваших товарищей по службе, и особенно в адрес штабных офицеров.

— Вполне возможно. Я совсем не святой, который любит всех и вся.

Было уже поздно, Кунце устал от многочасовой тряски в поезде и от долгого ожидания на шаткой софе в квартире Ванини. Наступил момент выложить все козыри и закончить игру.

— На чем основана ваша враждебность по отношению к офицерам Генерального штаба?

Ванини вытянулся в струнку. Он опустил глаза, словно стараясь уйти от пронизывающего взгляда Кунце.

— Вы это сами прекрасно знаете, господин капитан, — сказал он раздраженным голосом. — Особой любви между войсковыми офицерами и этими бутылочно-зелеными никогда не было. А что касается меня, так меня от них просто тошнит.

«Сейчас начинает играть в нем его итальянский темперамент, — подумал Кунце. — Он становится легкомысленным и может выдать себя из чистого хвастовства».

— Возможно ли, — спросил капитан как бы между прочим, — что вы заполнили двадцать капсул с цианистым калием и отправили их недавно представленным к внеочередному званию офицерам Генерального штаба?

Хотя выпитое в кафе вино и жар, идущий от кафельной печи, и отразились в какой-то степени на умственных способностях лейтенанта, но на его реакции никак не сказались. Как ужаленный, он подскочил и закричал:

— Нет, нет! — В ужасе он уставился на Кунце. — Вы меня арестовали из-за этого? Это просто безумие! Я не имею к этим проклятым капсулам никакого отношения.

— Создается впечатление, что вы кое-что знаете об этом.

— Конечно, я кое-что знаю об этом. Я читаю газеты, как и все остальные. Со мной у вас ничего не выйдет! Только лишь потому, что я больше года назад купил две палочки цианистого калия? Другие тоже покупали! Вы что, хотите всех арестовать? Вам не хватит тюрем всего мира для этого!

— Я совсем не собираюсь арестовывать всех. Только вас.

— Почему меня? Почему вы выбрали именно меня? — закричал Ванини. — Я протестую. Я требую, чтобы меня немедленно освободили!

— Нет, я вас не освобожу до тех пор, пока вы мне не скажете, что вы сделали с цианистым калием.

Ванини на глазах сник.

— Зачем мне нужно было бы убивать этих людей? Я вообще никого из них не знал.

Кунце выждал некоторое время, затем дал бомбе взорваться.

— Перед моим отъездом из Вены я разговаривал с капитаном Ландсбергом-Лёви.

Краска бросилась в лицо Ванини.

— Этот богом проклятый еврей! Я был убежден, что он не сможет держать язык за зубами.