Тут в толпе послышались взволнованные возгласы, и наблюдатель, стоявший на большой кулеврине, закричал: «Вижу парус!» Мы все как один посмотрели в сторону устья и действительно увидели плывущий к нам корабль. Налетевший с моря сильный ветер дул ему в корму, и расстояние между нами быстро сокращалось. Однако пока можно было различить лишь одно: что корабль действительно очень велик и что на нем подняты все паруса.

Толпа, стоявшая снаружи, хлынула в ворота палисада. Не прошло и десяти минут, как женщины встали в линию, готовые заряжать и подавать мушкеты, дети укрылись от обстрела, мужчины построились, канониры заняли свои места у орудий, а на флагштоке взвился английский флаг. Я сам поднял его и продолжал стоять рядом, когда ко мне подошли мастер Спэрроу и моя жена.

— Все женщины вон там, — сказал я ей. — Идите лучше к ним.

— Я предпочитаю остаться здесь, — ответила она. — Я не боюсь. — Ее голова была гордо поднята, щеки раскраснелись. — Мой отец сражался с Великой Армадой[43]. Добудьте для меня шпагу у того человека, что их раздает.

Наблюдатель, стоявший на кулеврине, крикнул:

— Корабль огромный, все пятьсот тонн, а то и больше! О господи, сколько у них пушек! А верхняя палуба срезана!

— Тогда это наверняка испанцы! — воскликнул губернатор.

Внезапно толпа иностранцев, кабальных слуг и ссыльных преступников взорвалась громкими выкриками, и, вглядевшись, мы различили в ее гуще Шарплеса: он взгромоздился на бочку и что-то говорил, бурно жестикулируя.

— «Тигр», «Любимая» и «Счастливое возвращение» выходят им навстречу! — доложил наблюдатель.

Англичане встретили эту весть приветственными криками, а разноперый сброд, собравшийся вокруг Шарплеса, — воплями и стенаниями. От дикого страха адвокат утратил остатки стыда.

— Много ли пушек на этих суденышках? — визжал он. — По паре жалких фальконетов и по горстке мушкетов, и с этим они смеют атаковать огромный военный корабль! Да он их раздавит и не заметит! Пустит ко дну одним выстрелом! В «Тигре» всего сорок тонн, а в «Любимой» — шестьдесят... Вы все безумцы! Вы тронулись рассудком!

— Иногда количество побивается качеством, — заметил Уэст.

— Ты что, никогда не слышал о «Согласном»? — крикнул с равелина один из канониров.

— Или о «Королевском купце»? — подхватил другой.

— Или о «Мщении»? — прогремел голос мастера Джереми Спэрроу. — Коли тебе невмоготу здесь оставаться, трус, пойди повесься или доберись вплавь до испанцев и смени свои мокрые штаны и камзол на санбенито[44]. Нам ли бояться этих чванливых донов? Пусть являются, пусть стреляют, пусть высаживаются — здесь, в Виргинии, мы проучим их так же, как проучили в сражении под Кале!

В той битве испанцам мы задали жару:

Большой «Сан-Фелиле» дотла мы сожгли,

А два корабля: «Сан-Андрес» с «Сан-Матео»

Под флагом английским с собой увели.

— И с этим кораблем мы сделаем то же самое! Потопим или захватим и пошлем сражаться против таких же испанских галеонов[45] и галеасов[46].

Флейты свистят, барабаны бьют,

В бой на врага англичане идут!

Голос мастера Спэрроу был так мощен, а вид так величествен, что взоры всех присутствующих обратились к нему. Поверх своего некогда черного, а ныне изрядно порыжевшего камзола он натянул кирасу, еще более рыжую от ржавчины, на его густых волосах сверкала каска, которая была ему на несколько размеров мала, на поясе висел древний палаш, а в руке он сжимал пику. Внезапно выражение веселой бесшабашности исчезло с его лица и сменилось другим, более подобающим его сану.

— Наше дело правое, братья! — вскричал он. — Не только Англию защищаем мы здесь; мы защищаем всех тех, кто любит закон и свободу и боится Бога. Господь не оставит своих верных слуг и не отдаст этот девственный мир Антихристу. Наша колония — закваска, на которой должно взойти все тесто, и Всевышний оградит нас от врагов наших и укроет дланью своей. Бог битв, Бог Англии, Бог Америки, услышь нас! Помоги детям Англии, спасающим Новый Свет!

В начале этой речи Спэрроу уронил свою пику на землю и воздел сжатые руки к небесам, но закончив, тотчас поднял оружие, расправил плечи и откинул голову назад. Коснувшись рукою флагштока, он посмотрел вверх, на английский флаг, развевающийся на ветру, и весело воскликнул:

— По-моему, он здорово смотрится так высоко, на фоне этого голубого неба, правда, друзья? Давайте сделаем так, чтобы он реял здесь всегда!

В ответ грянул восторженный рев, заставивший трусов если не устыдиться, то, по крайней мере, замолчать. Что до мастера Эдварда Шарплеса, то он поспешно юркнул за спины женщин.

Громадный корабль между тем приближался, с каждым мгновением становились все больше и больше его белые паруса и все виднее — угрожающий оскал многочисленных пушек. На шкафуте[47] толпились матросы, но на мачтах не было ни флага, ни вымпелов.