Последний день на Канарских островах протекал быстрее, чем предыдущие. Он был посвящен сборам и всем мыслям о предстоящем перелете. Настроение усугубляла погода. С утра небо было затянуто тучами, море беспокойно выбрасывало волны на берег, а в воздухе стоял едкий и сырой запах дождя. Все отдыхающие разбрелись по своим бунгало и занимались тем, что смотрели спутниковое телевидение, попивая легкие дневные коктейли. Не нарушая общепринятой гармонии, Виктор и Лена предусмотрительно не выходили на улицу. Каждый занимался своим делом: мужчина – пересматривал биржевые предложения, а девушка щелкала пультом в поисках чего-либо интересного. К вечеру стало совсем скучно. Воздух как будто отяжелел, с трудом проникая в легкие. С моря дул легкий ветер, постепенно перерастающий в сильный и, набирающий скорость. Первые капли дождя смочили землю, когда время перевалило за полночь. Они огромными горошинами с тяжелым стуком упали на рассыпчатый песок, пробили морскую гладь, ударили по крыше, капля за каплей, окутывая остров прозрачной пеленой. Небо становилось темнее, тучи тяжелели, наливались свинцом, и создавалось ощущение, что мир поглотила тьма. Где-то вдали, наверное, с другой стороны острова, послышался первый удар грома. Затем еще один. И еще. Он приближался. Все сильнее и громче, сообщая о своем наступлении. В какую-то секунду все затихло. Звенящая мгновенная тишина проглотила кусок суши посередине огромного океана, окутывая в страшные цепи неизвестности. Напряжение росло с каждой секундой, а удары волн о влажный песок заставляли вздрагивать. Яркая вспышка, откуда ни возьмись, разрезала небо пополам. Разделила на две части острой, как лезвие стрелой. На секунду стало светло. Показалось, что день вернулся и прогнал прочь устрашающую тьму. Вторая, не менее огненная молния пересекла черную мглу. Раз…два…три…четыре…пять…шесть…. УДАР! Сильный, неимоверно громкий и мощный грохот разрывает на части некогда тихий райский уголок. Тучи черные, как смола, с грязно серыми перьями сходятся прямо в центре острова и начинают свой безумный танец. Как две дикие кошки закручиваются они, завязываются в плотный узел, привлекая новых «танцоров». Снова яркий свет. Передышка. Разбежались, повернулись, пронзили друг друга взглядом и с размаху ринулись в бой, сопровождая свои игры взрывами и диким необузданным рыком. Гром становится все сильнее и сильнее. Ветер завывает, поднимая волны и закручивая их. С неба водопад дождя топит землю, пробиваясь сквозь раскрытые ставни. Что это, природа сошла с ума, или умышленно устроила войну стихий? А сама тем временем восседает на троне, наблюдая за интереснейшей корридой. Но как распределены роли? Кто ведущий в игре за право владеть миром, а кто ведомый? Ветер? Он не щадит ничего и никого. Он своей скоростью превращает простые капли дождя в свинцовые, летящие с огромной скоростью пули. Он срывает соломенные крыши маленьких бунгало и поднимает вверх вереницы песка. Именно он разбудил, разгневал Посейдона, и тот, не медля ни секунды, грозно поднял свои черные воды, обрушивая на ни в чем не повинную землю. Это ветер сталкивает тучи, отчего все вокруг дрожит и распадается благодаря нереально высоким децибелам. Гул достигает такой мощи, что не выдерживают барабанные перепонки. Вот кто хозяин положения, вот благодаря кому на маленький, совсем неприметный на карте остров обрушились все стихии мира. Это он устроил здесь жестокие игры, совсем забыв о тех, для кого выдержать такое не под силу. Ему хорошо, ему легко, он свободен, он держит в страхе все вокруг, и, скорее всего, именно ему природа отдаст пальму первенства. В который раз он порадовал ее, в который раз он стал победителем, в который раз он напугал и заставил пасть перед ним на колени беззащитных людей…

Виктор уже было погрузился в сон, когда первые раскаты грома охватили остров. Секунды ему хватило понять, что гроза достигла катастрофических масштабов. «Ленка!» - пронеслось в отрезвевшей голове, и уже через мгновение он, распахнув дверь, влетел в ее комнату.

Страх сковал грудь девушки. Забившись в угол и поджав под себя колени, она дрожала, как маленький испуганный котенок, уставившись в пустоту расширенными до ужаса глазами. Зубы стучали настолько громко, что даже сквозь разыгравшуюся бурю до него доносился этот звон.

– Леночка. – Пересек комнату и упал перед ней на колени. – Леночка.

Максимум усилий и несколько минут потребовалось мужчине, чтобы разжать замок окоченевших от страха пальцев, охватывающих колени. Она ничего не понимала, не видела ничего вокруг. Зрачки, не меняющие размер, неустанно сверлили дыру в противоположной стене, а сердце, как будто остановилось. Его глухие, но сильные удары были настолько редкими, что мужчина похолодел. Недолго думая, Виктор вжал девушку в стену, закрывая собой от бешеной стихии.

– Леночка, успокойся. Все. Все, солнышко, я здесь. Я рядом. Тебя никто не обидит. – Виктор, как мог, пытался привести ее в чувства и обратить на себя внимание. Но, ничего не удавалось.

Лена была настолько испугана, что окружающий мир для нее превратился в какое-то нереально огромное черное пятно. Где-то издалека она слышала знакомый голос, но не знала, кому он принадлежит. Дрожь в теле усиливалась, а горло плотно обхватила колючая проволока, разрывая тонкую нежную кожу.

Виктору ничего не оставалось делать, как любым способом привести девушку в чувства. Он схватил ее за плечи и легко встряхнул.

– Лена! Лена!

Ноль внимания. Никаких эмоций. Полный ступор и абсолютная необратимость происходящего.

Виктор встряхнул еще раз, но сильнее - ничего. Еще раз – ничего. Она вообще не реагировала. Паника охватила мужчину, хотя он и понимал, что должен держать себя в руках, иначе ничего не добьется. Собрав всю свою волю в кулак и сцепив челюсти, он резко поднял девушку на ноги и встряхнул в последний раз. Очень сильно.

– Романова! Очнись! Слышишь меня?!

Продолжая пребывать в состоянии панического страха, девушка пару раз моргнула, постепенно возвращаясь в реальность, и полными слез глазами уставилась на Виктора.

– Ну, слава Богу!
– Виктор заглянул в ее глаза и нежно улыбнулся. – Малыш, все позади, не бойся, я рядом, я с тобой. Ну, не надо плакать.

Как маленького ребенка проснувшегося ночью от кошмара, Виктор прижал девушку к своей груди. Повинуясь единственному желанию – чувствовать себя защищенной и не одинокой сейчас, она обхватила мужчину руками за талию и уткнулась носом в его широкую грудь. Плечи сотрясала беззвучная истерика, и уже через секунду по загорелой коже текли соленые реки, оставляя после себя мокрые дорожки.

Мгновение Виктор стоял, прикованный к месту. До него только сейчас дошло, что он успел натянуть только джинсы на голое тело. Ни рубашки, ни футболки на нем не было. Только обнаженная кожа и кусок синей ткани в области бедер и ног. От прикосновения девушки его тело прошиб электрический разряд, а мышцы начали сжиматься в конвульсиях. В горле все пересохло, язык прилип к небу, глаза почернели. Он превращался… Из заботливого старшего брата быстро, стремительно, он превращался в жаждущего мужчину. Тяжелое дыхание Лены поднимало ее грудь, и она с силой, резкими толчками касалась груди Виктора. Каждое прикосновение приравнивалось к огненной стреле, вонзившейся в сердце, легкие, печень.

Он перестал контролировать себя. Организм больше не подчинялся разуму. Его руки, обхватившие хрупкое тело, сжимались неразрывным кольцом, касаясь бархатной кожи изящной спины. Лена пошевелилась, случайно коснувшись губами его соска. Мужчина забился в агонии и, подняв голову вверх, прикрыл глаза. Крепко сцепив зубы, он прерывисто дышал, не соображая совершенно ничего и не отдавая отчета своим действиям и мыслям. На скулах, выделяя синие вены, до отказа заполненные кровью, гуляли желваки. Что-то, какая-то мысль, пошлая, грубая, дерзкая, била в виски, заставляя сердце колотиться со скоростью полета ракеты и силой пушечного снаряда. Оно вырывалось наружу, ломая ребра и причиняя нестерпимую боль. Его ноги онемели, пальцы были парализованы. Он видел ее: горячую, обнаженную, дико извивающуюся под ним. Ее, кричащую, как дикая кошка от экстаза. Ее, изливающую горько-сладкий сок на холодные простыни. Он видел себя: злого, жадного, проголодавшегося волка, загнавшего в угол свою добычу. Себя, рычащего от наслаждения. Себя, слизывающего с ее лепестков медовый нектар. Себя, разрывающего ее плоть и пронзающего ее до крика в сердце. Буря подогревала интерес и помогала дорисовывать сумасшедшие картины. Он даже не заметил, как его рука спустилась ниже, касаясь ее поясницы. Мир постепенно начинал тускнеть. Сейчас центр вселенной сосредоточился только в той, которая крепко прижималась к мужчине. Той, которая не подозревала о том, что он не просто находится на грани, не просто ходит по краю пропасти. Нет, это маленькая песчинка – только частичка всех ощущений. Боль, резко пронзившая пах, начала вырисовывать странные узоры, закручиваясь в тугой узел и доводя мужчину до крайней точки. Сколько он мог еще вот так стоять и терпеть, он не знал. Сердце продолжало разрывать грудь, качая кровь с силой самого мощного насоса. А та в свою очередь, как на формуле один, со скоростью звука пробивала себе путь мощными потоками к середине его естества. Тело напряглось до предела. Между ног ощущался такой дискомфорт, который можно было приравнять к боли на коже от раскаленного железа. Он пошатнулся, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Виктор умирал. Долгой, мучительной, проклятой смертью мученика. Сосредоточение его мужества и похоти горело огнем и набухало. Он закрывал глаза и мысленно касался языком ее груди, кусал соски, целовал живот, с силой сжимал ягодицы. Но больше всего ему хотелось услышать ее крик. Крик боли, перемешанный с безумной страстью от первого проникновения. Он обезумел. Он становился параноиком и радовался этому. Он забыл, кто она, что она значит для него, для его семьи, забыл, что считает ее маленькой и неопытной. Забыл все! Все, что касается всего чего угодно, кроме секса. Безумного секса! И ни где-то далеко, ни с кем-то, а именно с ней. Она была нужна ему здесь и сейчас. И потом: дома, в Москве, все время, пока не насытится, пока не перестанет ощущать пустоту.